— Что рисует?
— Всякие цифры и значки. Он не злой, но и не добрый. Не знаю какой. Просто старик, который молчит. Его кухня во-он там — вправо от опушки, возле ручья.
Опушка сельвы была искорёжена исполинскими вывороченными пнями, ямами и следами гусениц. Сине-зелёная чаща трещала и рушилась в полусотне метров отсюда. Хижина притулилась к сизому стволу прекрасного пальмового клёна, который разведчики пощадили, обрубив только нижние ветки, чтобы какое-нибудь шестилапое не обрушилось ненароком на крышу. В огромном медном котле, висящем над костром, аппетитно скворчало. Я присел на полированный обрубок — давно он, видно, служил табуретом. Возле него на песке, перемешанном с пеплом, было и вправду что-то начерчено.
Я вгляделся.
Это был интеграл вероятности Гаусса, именно он, — я же в техническом полгода оттрубил, прежде чем сбежать в репортёры.
Старый повар на досуге развлекался высшей математикой.
…Смит показался снизу, от ручья. Он нёс ведро с водой, и только когда приблизился, я понял, что передо мной великан — согнутый, скрюченный, но великан. Я смотрел прямо на него, а он меня словно не видел. Тёмно-бронзовая кожа его лица обвисла, глаза были скрыты под складками, только макушка блестела сквозь седой пух. Я сидел и смотрел, пока он приподнял крышку котла, плеснул туда воду, понюхал вздыбившийся пар, полез в карман, что-то достал и бросил в своё варево, аккуратно прикрыл котёл и лишь потом покосился на незнакомца.
— Здесь интересно получится, если ввести суммы Дарбу, — сказал я и ткнул прутиком в формулу. — Не пробовали?
Он проворчал что-то неразборчивое, влез в хижину и вылез с железной палкой в руке. Я вспотел. Но это не мне предназначалось — у него, оказывается, висел гонг возле хижины, и он, видно, собрался звонить на обед.
— Постойте, — сказал я. — Не сбежит ведь никуда каша. Всё равно я знаю, кто вы, и теперь вам не отмолчаться.
— Всё он знает, — пробасил старик нараспев. — Пришёл сюда такой, всё знает. А за ручьём лошадки топочут. О-ох, надо ему уходить.
— Изящная позиция, — сказал я. — Двадцать два бога создали мир и умыли руки. Разбирайтесь без нас. В мире всё, может, сикось-накось, а мы кашу варим.
— Что вам от меня надо? — Это был другой голос, по другому модулированный. Таким голосом можно и об интегральном исчислении толковать.
— Прежде всего меня интересует, есть ли у вас экземпляр "Клятвы".
— Предположим. Но вы, полагаю, должны знать, что там написано.
— Смит, это ваша планета, и на ней неладно. Из "Клятвы", которая хранится в музее, вырезано несколько страниц. Кому-то невыгодно, чтобы полный текст был известен людям. Для вас это новость?
