Чтобы сменить тему, я взглянул на второго мужчину. Невада сразу же спохватился.
— Это мой агент, Дэн Пирс.
Мы пожали руки, и я сразу перешел к делу.
— Я вчера вечером видел твою картину. Мне понравилось. Жаль, ее придется переделывать.
— Я думал, что звуковые ленты — это ненадолго.
— Дело не только в этом, Невада, — сердито вмешался Пирс. Он повернулся ко мне. — Невада действительно задумал этот фильм как немой. Но к началу съемок он понял, что был неправ. Мы попытались превратить его в звуковой, но не смогли.
— Почему?
— Норман не дал. У него была всего одна студия звукозаписи, и она была нужна ему самому. Он настоял, чтобы мы начали снимать как есть.
Вот теперь мне все стало ясно. С самого начала было задумано обчистить Неваду. Я посмотрел на него, не понимая, что случилось: он всегда отлично играл в покер.
Невада опять прочел мои мысли.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, парень, — быстро сказал он. — Но мне хотелось сделать эту картину. В ней было то, чего не было во всей остальной лаже.
— А как же Норман? — спросил я. — Почему он не дает денег, чтобы переснять его?
— У них кончился кредит, — сказал Невада.
— Чушь! — снова взорвался Пирс. — Нас просто прижали. Берни Норман заставил банк отозвать кредит, чтобы картина перешла к нему. Он получит ее почти даром, за треть цены!
— Сколько нужно для того, чтобы переделать твой фильм?
Невада посмотрел на меня.
— Около миллиона.
— Плюс банковский кредит, — быстро добавил Пирс.
Я повернулся к нему.
— А прокат вы все равно отдадите Норману?
— Конечно. У него контракты с десятью тысячами кинотеатров, и звуковой фильм возьмут все.
— А немой?
— В лучшем случае тысячи полторы. Сейчас все хотят только звуковые ленты.
Невада пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
— На твоем месте я бы этого не делал. Вполне можно пролететь.
Я видел, как на него посмотрел Пирс. В его глазах была ярость — и в то же время особое уважение. Для него я был просто очередным кровососом, но надо отдать ему должное: он понял, что для Невады я был кем-то еще.
Я повернулся к Рине. Она продолжала сидеть на диване с безучастным видом. Только глаза ее умоляли.
— Пожалуй, я рискну, — сказал я, снова поворачиваясь к Неваде. — Но при одном условии. Я выкуплю твою долю, и это будет моя картина. И когда мы будем ее переснимать, то сделаем это так, как захочу я. И чтобы никто со мной не спорил, включая тебя. Уж если я проиграю, то хочу сам сдавать карты.
Невада кивнул. Он частенько слышал эту фразу от моего отца. И он сам учил меня играть с высокими ставками.
