Но вот привидение, принявшее облик Мендосы, заговорило и, обратившись к Альваро, спросило, не мучит ли его боль. Альваро с трудом поднялся на ноги и прошел два шага, отделявшие его от Мендосы. Дотронулся до раввина — убедился, что перед ним не призрак. Затем дотронулся до Торквемады. Приор не шевельнулся — он молча держал в руке горящий факел, тот потрескивал и шипел, и тогда Альваро протянул руку и откинул куколь, чтобы увидеть лицо Торквемады.
Торквемада кивнул на Мендосу.
— Я сделал, что ты просил, дон Альваро, — сказал он.
Альваро вернулся к койке. Прежде чем ответить, он некоторое время смотрел на раввина.
— Мучит ли меня боль? Да, мучит. Но я учусь так жить и думаю, что учусь умирать в муках. Спасибо, что вы пришли.
Раввин кивнул, а Альваро спросил Торквемаду, не мог бы он оставить их наедине.
Торквемада покачал головой:
— Я подвергаю опасности свою душу уже тем, что привел сюда этого еврея.
— Тогда уведи его! — вспылил Альваро. — Уведи, пока он не сказал лишнего. Все, что он тут скажет, будет свидетельствовать против него. И ты предъявишь ему обвинение.
— Этого не будет, — сказал Торквемада.
— Я тебе не верю, — сказал Альваро презрительно.
— Даю тебе слово! — заверил его Торквемада.
— Поверьте ему, — вмешался в их разговор Мендоса. — Поверьте ему, сын мой. Он дал слово. Не подвергайте его слова сомнению.
— Вы верите ему? — спросил Альваро.
— Да, верю. Я верю ему, — ответил Мендоса.
Альваро прислонился к стене, закрыл глаза и долго сидел так. Когда же он вновь открыл глаза, те двое все еще были в камере. Альваро чувствовал страшную усталость.
— Рабби, — сказал он усталым голосом, — ответьте мне на один вопрос.
— Спрашивайте, сын мой.
— Кто я? Христианин или иудей?
— Христианин, сын мой.
— Инквизиция считает, что я повинен в иудейской ереси, — сказал Альваро, превозмогая боль: говорить становилось все труднее. — Я носил на шее медальон. Рядом с крестом. Медальон и крест лежали рядом на моей груди. Этот медальон принадлежал моему отцу. В нем кусочек пергамента со словами: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой твоею и всеми силами твоими». Вы знаете, что это за слова, рабби?
— Знаю.
— Это заклятие?
— Нет, это не заклятие.
— Я христианин, — продолжал Альваро. — И тем не менее мне предстоит умереть из-за того, что я по недомыслию носил этот медальон.
— А почему вы его носили, дон Альваро?
— Не знаю, — ответил Альваро.
— Но вы сознавали, что это опасно?
— Да, сознавал, — признал Альваро, взглянув на Торквемаду.
