— Только не вздумай на меня орать.
— А зачем? — равнодушно пожал плечами Жанлен. — Придем домой, я тебя просто придушу. Вот и все. Какая экономия государству: не надо лечить, выдавать медикаменты. Пусть их употребит кто-то с мозгами. А тебе зачем? Все равно сразу по выздоровлении опять возьмешься за свое. Так зачем тратиться?
Во время лечения Жака, то есть последние три недели, квартира Жанлена пустовала. Но прошло уже почти два месяца после того дня.
Значит, она или окончательно примирилась с ним, или, не найдя другого выхода, уехала к отцу в Гавр. Оба варианта хороши: если ухажер не прикончит, так дорогой родитель довершит начатое.
Взяв у брата сумку, Жак шел рядом и виновато молчал. Жанлен заметил, что ветровка и рубашка на нем, несмотря на зонт, вымокли до нитки. Жанлен снял свою сухую куртку и, не говоря ни слова, сунул брату. Тот вроде открыл рот, чтобы возразить, но, наткнувшись на почти убийственный взгляд, бросил эту затею и безмолвно подчинился. Жанлен долго сдерживался, но уже на подходе к дому не смог обуздать гнев и процедил сквозь зубы:
— Какого черта?!
Жак понял, что этот негодующий вопрос относится не к его последней выходке, а вообще ко всему периоду отсутствия брата. Он осознавал, что его раздражение вызвано скорее разочарованиями на личном фронте, чем его «ослушанием». Но ведь надо же на ком-то оторваться.
А тут такой повод, лучше не придумаешь!
— Я просто давно тебя не видел, вот и все, пояснил Жак. — Ты ведь оставишь меня ночевать. Поговорим.
Жанлен строго посмотрел на него. Ну что взять с этого недотепы! Он отлично знал, о чем сейчас заведет речь брат. Может, другим могло бы показаться странным, что двое взрослых мужчин так скучают в разлуке. Но близнецы есть близнецы, незримая нить связывает их. Жак почему-то особенно чувствовал ее. Он не мог долго находиться далеко от брата. Не говорить с ним.
Не рассказывать ему о своих картинах, не рассматривать вновь и вновь его снимки. И Жанлену было порой тяжело без поддержки брата.
Вместе они родились, вместе и шли по жизни.
И самой страшной карой для Жака была ссора.
Когда тонкая нить подвергалась опасности, тот просто с ума сходил. В детстве он всегда шел извиняться, уступал в любом деле, лишь бы только «старший» брат не сердился. Жанлен частенько пользовался этой слабостью как сильнейшим средством манипуляции. И сегодня, похоже, придется снова дернуть за болезненную ниточку.
— Сейчас высохнешь, заберешь шмотки и проваливай, — сухо ответил он, отряхивая зонт в коридоре перед дверью квартиры.
