— Из Москвы. Военком говорил, что необстрелянных в Чечню не берут, а нас привезли на поезде, выгрузили, как скот, собрали на площади. А потом началось… Нет, вы не подумайте ничего плохого. Я же не отказываюсь служить, но воевать — это же другое… Воевать должен тот, кто умеет.
— Может, ты и прав, но сейчас все воюют, даже женщины. Из Прибалтики едут, девицы молодые, красивые…
— Да, я одну такую видел у боевиков. Она, собственно, помогла мне бежать. Ули. Вы случайно ее не знаете?
— Нет. Я вообще здесь людей редко вижу.
Меня начало клонить в сон, разговаривать стало лень. Но в животе после сытой еды с непривычки вдруг ужасно забурчало. Стыдясь и стараясь заглушить эти звуки, я снова завел разговор.
— А вы чем занимаетесь?
— Здесь музей был, при Советах реставрация началась. Потом все заглохло. Вот одну эту комнату и успели только отделать. Раньше жила в селе, рядом. Экскурсии здесь водила. Когда очередной конфликт начался, мужа убили, дом сожгли. Перебралась сюда. Так и живем здесь вдвоем с дочкой.
— А туристы бывают?
— Туристов сейчас нет, какие в наше время туристы…
— А бандиты, ну, боевики в смысле?
— А что боевики? Для нас это местное население. Горцы всегда воюют. Кто за женщин, у кого кровная месть, кому деньги нужны… Кавказ, одним словом.
— А в селе, какая власть?
— Там у кого оружия больше, у того и власть.
— А вы, значит, в стороне? Почему вас не трогают? Вы же русская, так ведь?
— Да, но у меня дочь от грузина. Его здесь все уважали. И меня вместе с ним.
Несмотря на то что я проглотил две огромные тарелки супа, голод не унимался. Мне стыдно было попросить еще добавки, но Таисия, видимо, угадав мое желание, налила третью тарелку, сказала:
— Ешь еще, потом наговоримся.
— Да нет, вы не подумайте, я уйду, чего ж мне вас утруждать, — говорил, а сам думал, как бы остаться.
— Куда ты такой пойдешь? Ты хоть в зеркало видел себя? Кожа да кости. Пойдет он!..
— Правда, правда, я уйду. Мне в Армению надо, друг у меня там.
Она звонко рассмеялась и протянула мне зеркало:
— Ну, рассмешил. Посмотри на себя.
Из зеркала на меня смотрело какое-то изможденное чучело. «Господи, неужели это я? Мама родная, да ты же меня не узнаешь! — и вдруг подумал: — А что, если сменить фамилию, приклеить в паспорте такую вот фотку — и прощай военком на веки вечные».
— Да уж, и рожа у меня!..
Посмотрел на Таисию, и какая-то странная тоска наполнила мою душу. Вчера видел ее такой счастливой, а сегодня у женщины были совершенно другие глаза — какие-то грустные, задумчивые, обреченные, что ли?
