– Густав тоже был задержан, но его отпустили, а Эльзу нет, – тихо причитал Филипп, теперь он боялся вызвать неудовольствие Миллера, понимая, что от него одного зависит, будет ли жить его дочь. – Двое деток – внуки мои, стало быть. Невинные ангелочки. Забрал пока не поздно, устроил в Оффенбурге у сестры. Что делать? Хотел было устроиться сюда палачом, чтобы тишком вывести из застенков мою девочку, но не взяли. У них тут с работенкой вообще туго, все держатся за места. Последним тюремщиком не смог устроиться.
Денег дал старому тюремщику, чтобы хоть подвел ее к окошку, он, паскуда, денег взял, а дочь не показал, говорит, ноги у нее шибко повреждены. Встать не может, а носить ее на руках, брюхатую, почти что на сносях, он не станет, потому как от сырости сам спиной мается. Деньги взял. Сволочь! Разве ж мы с тобой так поступали? Разве когда против честного слова шли?
Он запнулся, вспомнив собственные признания о доносе и водяной пробе, и замолчал, смотря в пол.
Дети колдуньи должны быть схвачены, ибо они весьма часто осведомлены о преступлениях матери. Их – поскольку они находятся в нежном возрасте – можно либо убедить, либо заставить говорить.
Жан Боден
Едва Миллер записал адрес гостиницы Баура и, пообещав помочь в его деле, закрыл за бывшим сослуживцем дверь, его окликнули с лестницы, и гостиничный слуга сообщил, что к господину инспектору пришел еще один визитер.
Немало удивленный неожиданно свалившимся на него вниманием Миллер был вынужден выйти навстречу новому гостю, которым оказался молодой щеголь, которого до этого Миллер видел несколько раз.
Не представляясь и не снимая шляпы, молодой человек прошел вглубь первой комнаты, остановившись возле стула, на котором до него сидел Баур, вопросительно покосившись на хозяина. Не смотря на то, что внутренне Миллер безусловно возмутился нахальным поведение гостя, он все же сдержал так и рвущиеся из души нравоучения, улыбнувшись непрошенному гостю и жестом приглашая его присесть.
– Мне сказали, что вы присланный для инспекции нашей тюрьмы комиссар, – не спросил, а скорее констатировал молодой человек, стараясь не смотреть в глаза Миллеру.
– Да, это я, но, простите, с кем имею честь? – начал было Миллер, но молодой человек тут же резко перебил его.
– Мое имя ничего вам не скажет, наши пути никогда не пересекались, и если бы не крайние обстоятельства, поверьте, что я не искал бы встречи с вами или подобными вам.
