Говард кончил выпрямлять крыло и занялся теперь шляпкой-шлемом. Кто-то в лимонно-желтом "провиденсе", шурша шинами, проехал по улице. Вспомнив о времени, она взглянула на часы: было двадцать пять минут двенадцатого. Мама с папой будут довольны - они спросят ее за завтраком, когда она вернулась, и получат ответ: "Что-то около двенадцати". Они всегда жаловались на то, что Арабелла рано возвращается домой.
Потом она снова подумала о Говарде. Он уже выправил вмятину на шляпке и теперь замазывал царапину. Закрасив царапины на крыле, он притащил шлем и платье к гаражику и просунул их в дверь. Она быстро оделась и выехала на улицу.
Из-за ветрового стекла он разглядывал Арабеллу. Голубые глаза его, казалось, излучали мягкий свет.
- Как хорошо на колесах! - сказал он.
Она изумленно посмотрела на него.
- Что вы сказали?
- Так, ничего. Это из рассказа, который я когда-то читал.
- О!
Она удивилась. Обычно механики не увлекаются чтением, да и все остальные тоже. Ее так и подмывало сказать, что она тоже любит книги, но она сдержалась.
- Сколько я вам должна? - спросила она.
- Хозяин пришлет счет. Я тут всего лишь рабочий.
- Всю ночь работаете?
- До двенадцати. Когда вы приехали сюда покупать платье, я только приступил к работе.
- Вы... вы очень хорошо починили мое платье. Я... я не знаю, что бы я делала...
Она оборвала фразу.
Мягкий свет, который излучали его глаза, погас. Теперь они смотрели холодно.
- Кто это был? Гарри Четырехколесный?
Ей было стыдно, но она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
- Да. Вы... его знаете?
- Немного, - сказал Говард, и она поняла, что этим "немного" сказано многое. При ярком свете рекламы Большого Джима лицо его, казалось, вдруг постарело, а в уголках глаз появились морщинки, которых она прежде не замечала.
- Как вас зовут? - отрывисто спросил он.
Она ответила.
- Арабелла, - повторил он. - Арабелла Радиатор. А меня Говард Автострада.
Арабелла взглянула на часы.
- Мне пора, - сказала она. - Большое вам спасибо, Говард!
- Не за что, - сказал он. - Спокойной ночи!
- Спокойной ночи.
Она ехала домой по пустынным темным апрельским улицам. Весна кралась за ней на цыпочках и нашептывала на ухо: "Как хорошо на колесах! Как хорошо на колесах!"
- Ну, - сказал на следующее утро отец, принимаясь за яичницу, - как этот двухсерийный фильм?
- Какой двухсерийный? - спросила Арабелла, намазывая маслом ломтик тоста.
- Ага! - сказал отец. - Значит, фильм был не двухсерийный!
