* * *
"…юююууст!"
— Пока, Шимпанзун, и спасибо за компанию. Как это ты себя пересилила, даже сейчас не верится.
— Пока. Завтра все тело будет болетью Сегодня еще ничего, а завтра точно.
— А ты лучше вспомни, что ты мне говорила, утром.
— А я что-то говорила? Утром?
— Да, что я вредная и шумная.
— Извини, а до ванны или после?
— До.
— До ванны я ничего не помню, — радостно призналась Шимпанзун, — это было во сне, наверное.
— Наверное. Ты еще потом лбом в дверь врезалась. Потрогай шишку, не сон ли?
— На месте. Наверное, поэтому я по утрам ничего не запоминаю. Слишком много дверей!
— Но теперь моя очередь говорить.
— Говори, — почти зажмурилась Шимпанзун.
— Какая ты нудная!
— Прости, больше не буду.
— Ничего, проехали. Но послушай, хочу тебе еще кое-что сказать, о неожиданных, спонтанных встречах: что в первый раз это — случайность, во второй — совпадение, ну а в третий — закономерность.
— О чем это ты?
— О ком! Готовься к закономерности.
— Ах ты об этом? Какая ты мудрая, Безьянна!
— Опытная. Я старше тебя, не забывай, но и не напоминай слишком часто. Ну ладно, подруга, пока, на вахте встретимся.
— Пока.
Конечно же, странно, что она завязла во взгляде большого обезьянна. Судя по габаритам он житель одной из Пельмений, а по глазам — степной человек, древний кочевник. Интересная смесь! И не эта ли особенность смутила ее? Или потревожила. Или напугала. То, что она обратила внимание на обезьянна, это нормально. Она красива и свободна, и может влюбиться в кого захочет и когда захочет, стразу или постепенно. Например, столкнувшись в дверях спорткомплекса или познакомившись в автобусе, или зимой в лыжных снегах, или летом в пляжных песках. У нее с этим нет проблем и зависит только от нее. Однако в черных зрачках "большого" она разглядела или, скорее, почувствовала притаившуюся степь, а над нею ночь, а в ней упрямый ветер тьмы. Скрытое предупреждение, а может предубеждение, как вчерашний сон, один из многих, но почему-то запомнившийся, и видимо поэтому потревоживший ее.
А она и в самом деле часто не помнит своих утренних действий — если ее рано разбудить, то она не обезьянна. И то, что врезалась лбом в дверь — не первый случай, шишек полно. Наверное, потому у нее не короткая стрижка, а длинные волосы. И второе правило — она не запоминает или сразу забывает сны, и то, что черный взгляд "большого" вдруг оживил один из них, вчерашний, удивило ее.
Будто бы она на берегу быстрой, горной реки, скользкая от дождя трава, а мост сломан весенней водой и машине по нему не проехать. Можно только пройти по мокрым бревнам. А на капоте "УАЗика" ее будущий ребенок, и у него синие, яркие, какие бывают только у детей, глаза, и белые, вьющиеся, как на фотографиях из ее детства, волосы. Это девочка, ей не больше года, но волосы уже длинные и тонкие, а сон цветной. Дочка сидит на теплом капоте, а она стоит рядом. Пенится вода и зеленеют склоны, и Шимпанзун чувствует их опасную весеннюю влагу и скольжение беспокойных копыт на мокрых бревнах моста. Вокруг столпились всадники. Их четверо, они кружатся вокруг нее на своих лохматых, степных лошадках, а главное — вокруг ее ребенка, и рассматривают черными зрачками сквозь удобные прорези век синеву глаз и белизну волос. Нет злобы, лишь только любопытство, и они громко, искренне удивляются яркой синеве и вьющейся белизне, они никогда не видели такого. Черные, как отражение космоса глаза кружились хороводом, и кажется, она чувствовала, там, во сне, запах коней и седел, слышала короткие, непонятные слова. А еще шумела река и сочился влагою мост, и склон за ним набухал водой и зеленью травы, но железо капота грело и сушило.
