Лорд Вернем еще раз прошелся по комнате.
На деревянном полу лежало лишь несколько сильно вытертых ковров, и его шаги звучали гулко и зловеще, как поступь могильщика.
— Это слишком! Такого нельзя требовать ни от одного мужчины! — воскликнул он. — Я был свободен. Был сам себе хозяин. Если говорить откровенно, как бы я ни уважал и ни почитал наш род, у меня нет ни малейшего желания исковеркать свою жизнь ради традиций.
— Я могу это понять, — сочувственно отозвался епископ, — но у нас есть еще и долг, Альварик. Что бы ты ни чувствовал, что бы ни думал, ты теперь лорд Вернем и глава семьи.
— Того, что от нее осталось.
— Есть более пятидесяти представителей семейства Верное, которые могут претендовать на близкое родство с нами, а кроме них еще великое множество других, которые имеют к нам отношение благодаря бесчисленной веренице браков и рождений.
— И вы считаете, что этот дом для них что-то значит?
— Так же, как для тебя и для меня, — ответил епископ. — Это колыбель их рода, и как бы ни сложились их жизни, они чувствуют эту связь. В роду Вернов встречались и слабые, недостойные люди, и такие, как твой дядюшка, пускавшие наследство по ветру, порочащие наше имя. Но ты сам знаешь, рассказы о мужестве и отваге многих Вернов передаются из поколения в поколение, и они будут вдохновлять тех, кто родятся после нас.
В голосе епископа звучала трогательная искренность, и, помолчав, племянник тихо сказал:
— Я понимаю, чего вы от меня хотите.
— Король Генрих Наваррский сказал, что Париж стоит мессы, — ответил епископ. — Я надеюсь, Альварик, когда ты хорошенько подумаешь, то придешь к заключению, что аббатство стоит женитьбы.
— От одной этой мысли я прихожу в ужас! — воскликнул лорд Вернем. — Это даже не брак по договоренности. Я прекрасно знаю, что подобные вещи нередко случаются в благородных семействах, а на Востоке ни одна девушка не видит жениха до свадьбы.
Он глубоко вздохнул и добавил:
— Но эта девушка, дочь Теобальда Мура, она же была помолвлена с моим кузеном.
— Жервез готов был жениться даже на дочери дьявола, лишь бы у нее было хорошее приданое, — насмешливо сказал епископ.
Лорд Вернем не мог удержаться от смеха.
— Вот за подобные высказывания я и любил вас всегда, дядя Лоример. Любой другой на вашем месте, даже если ему в голову пришла подобная мысль, облек бы ее в подобающую епископу форму.
Глаза епископа весело блеснули.
— Сейчас я разговариваю с тобой не как епископ, а как представитель семейства Вернов. Не стану скрывать, что не питал особой любви к Жервезу, и, если бы это не было очень не по-христиански, я бы сказал тебе, что от его смерти мир только выиграл.
