Мария Федоровна только ахала, слушая языкастую невестку.
— А коли решили заколоть сганенную свинью, так хоть выжди две недели, не режь, мясо нехорошее будет. Так куда… Не успеют. Хозяйство у них, — продолжала разоряться Настя. — Последний …ер без соли доедают!
Зловредная бабка Варька в долгу не оставалась:
— На том свете у тебя язык-то вытянут, да заставят раскаленные сковородки лизать.
— Ну, это когда ещё будет! — беспечно махала рукой Настя.
— Ну и невестушку тебе Господь дал, — закатывала глаза старая Доронькина, — ну и невестушку.
— Какая есть, побираться ни к кому не хожу. Ты вот до седых волос дожила, а ничего своего не имеешь, шляешься по деревне туда-сюда целый день: то за инструментом, то за медикаментом.
Заслышав такое, деревенские говорили:
— Ну, пошла Настя по напастям.
Она лепила правду-матку и за словом в карман не лезла, а уж частушек и поговорок знала столько, что никто в округе с ней сравниться не мог. Бывалые люди давились от смеха, стоило им услышать, как Настена приговаривала, заготавливая корм рыжему теленку:
— Капустного листу, да морковного дристу, да кружку воды, да …уй туды…
В Ежовке на неё не обижались, баба она была хоть и крикливая, но незлобивая и работящая. Одна бабка Варька её на дух не переносила, особенно после одной истории.
Дело было так. Лидка Доронькина из Москвы привезла в Ежовку своего мужика вроде как напоказ. Они были ещё не расписаны, но собирались. Бабка Варька сама лично деревню вдоль и поперек избегала, каждому сообщила радостную новость.
— Наконец-то Лидка счастье свое нашла!
Односельчане, на памяти которых незадачливая дочь Варьки привозила не то второго, не то третьего ухажера, недоверчиво качали головами:
— Ну, ну, дело хорошее.
Неизвестно, что бы из всего этого получилось дальше, не всунься в «хорошее дело» старая Доронькина.
Московский ухажер оказался мужиком хлипким. Вскоре выяснилось, что у него радикулит.
— Жуткие приступы у мужика, жуткие, второй день лежит, не поднимается. Лидка не знает, как его на ноги поднять. Скрутило его, ох, скрутило!
Односельчане переглядывались.
— Хлипкий народ в Москве, хлипкий. Того бы парня на покос, да на уборку урожая, живо про болячки свои забыл.
— Лидка ему компресс из самогона сделала.
Деревенские мужики возмутились:
— Эка, чего выдумала, добро переводить!
В дело вмешалась Федина Настя:
— Печку растопи, пусть лежит на кирпичах и греется.
— Настенька, ему и подняться-то больно, — плаксивым голосом выговаривала Варька. — Забрался на печку, а слезть не может. Душно ему там, плохо.
