— Вы братец, оказывается, провидец, насквозь видите человека! Вот он,— палец Мухаметши уткнулся в мое колено,— не только газетчик, но и наш замечательный писатель. Драматург! Знайте, что перед вами сидит сам Мирхайдар Файзи. Видели, наверное» спектакль «Галиябану»? Он написал эту замечательную пьесу!
— Он написал «Галиябану»?— Усатый расплылся в улыбке и речитативом пропел,— «Моя милая, красавица».
— А он знаете кто? — войдя в азарт, продолжал Мухаметша, показывая на Тази.—Про Каюма Насыри слыхали?
— Разве всех запомнишь!— смущенно сказал усатый рыбнадзорец.
— Должны знать и помнить.— В голосе Мухаметши зазвучали педагогическая непреклонность и строгость.— Каюм Насыри — ученый, литератор, критик!
— Критик, а сам рыбу ворует!
— Это не воровство!
— Вор у вора украл. Все равно воровство, хоть стой, хоть падай!
Я понял, что мне, как хозяину лодки, нужно вмешаться в этот диалог, и сказал:
— Если рассуждать формально, получается так. Но разве не правильней рыбу, выловленную незаконно браконьером, взять себе, а не оставлять ее преступнику?
— А вам известно, товарищ Файзи, что отлов стерляди запрещен законом?
— Но если она уже поймана...
— Поймана, но еще жива!
— Как бы вы поступили на нашем месте?
— Мы бы поступили так! — сказал усатый рыбнадзорец, быстро поднялся со своего места и взял из рук Тази сеть.
Его напарник стал помогать ему. С удивительной легкостью они вытащили из воды тяжеленную сеть. Потом отплыли подальше от нашей лодки и, высвобождая из браконьерской сети запутавшихся в ней стерлядок, на наших глазах побросали их в воду. Газоне выдержал.
— Что вы делаете?! Хоть бы две штучки нам оставили! Ведь мы же из-за этой проклятой сети совсем без рыбы домой поплывем!
Мухаметша принялся хохотать.
— Ой... братцы... у Ка... у Каюма как бы... сердце... не... валось... Ва... вали... валидолу дайте ему!..
Тази продолжал бушевать;
— И как у вас руки поднимаются! Хоть бы себе, дураки, взяли по штучке! Ведь такое раз в жизни бывает!
Не знаю уж, почему — то ли громкие литературные имена подействовали на волжских часовых, то ли отчаянные вопли Тази,— но только они смилостивились над нами.
— Возьмите! — сказал усатый рыбнадзорец и бросил к нам в лодку одного за другим шесть широких, с добрую сковородку, лещей.— Этих можно ловить.
Он обернулся к своему подчиненному и по-русски, объясняя ему смысл своего поступка, прибавил:
— Известные наши писатели! Пусть уж полакомятся!
Порылся в сети и бросил к нам в лодку пять трепещущих стерлядок.
