– Камера, стоп! Кто этого козла в кадр поставил? Убрать!
Басаев на самом деле был очень умный человек. Уйдя из кадра, он задумался о своей ситуации, Ему было вполне ясно, что уйти из Кремля окажется непросто. Дело было не только в передаче «Папахи на башнях». Стоимость рекламного времени во всех программах новостей поднялась в два раза. Поэтому, приняв решение уходить, он решил действовать тайно. Связавшись с ФСБ, он потребовал два КамАЗа и пять миллионов долларов – денег, по его расчетам, должно было хватить на ГАИ до самого Северного Кавказа. ФСБ и Басаеву совместно удалось решить проблему с телевидением – один чеченец-смертник, внешне похожий на Басаева, согласился играть его роль перед камерами в течение некоторого времени после ухода основных сил.
Этих основных сил к тому времени осталось восемь или девять человек. Остальные… Как сказал в программе «С дулом у виска» один бывший террорист, успевший сменить камуфляж на клетчатый пиджак и ставший из-за этого очень похожим на тележурналиста Николая Сванидзе:
– Понимаешь… Раньше мы боролись за идею, да? А в Москву приехали, так поняли, что идей в этом мире очень много бывает. Любой выбирай, да?
Словом, одной ночью Басаев с немногими сохранившими верность бойцами погрузился в два «Мерседеса» и под видом проверки постов покинул территорию Кремля. Последней жертвой террористов стал известный авангардист Шура Бренный, при большом стечении народа мастурбировавший с помощью подствольного гранатомета на пути боевиков. Застрелившей его украинской снайперше показался подозрительным большой черный телефон, на который Шура собирался кончить по причинам эстетического характера. Если не считать этого небольшого инцидента, эвакуация прошла гладко. Всю дорогу Басаев молчал, а когда машина остановилась у кольцевой дороги, где он и его люди должны были пересесть на КамАЗы, он, по воспоминаниям немногих присутствовавших, повернулся лицом к Москве, поднял кулак к небу, розовеющему от первых утренних лучей, потряс им и закричал:
– Горе тебе, Вавилон, город крепкий!
Говорят, что на его глазах выступили слезы. Стоит ли добавлять, что в последних словах Басаева, очень скоро ставших достоянием гласности, патриотическая печать нашла последнее, окончательное и неопровержимое доказательство его еврейского происхождения.
Если в конце нашего короткого повествования мы вернемся к тому, с чего начинали, то есть к мифу о штурме крепости, то вопрос со штурмующими представляется совершенно ясным. Сложнее с теми, кто эту крепость защищал. Ведь не повернется язык сказать, что Москву спасли Поля Херборов с Машкой Асрамовой. И тем не менее для непредубежденного наблюдателя выглядит это именно так. Похоже, что события, происходящие с Россией, подчиняются какой-то логике Лобачевского и их смысл – если он есть – открывается только с больших временных дистанций.
