— Как эта коллективная душа могла заговорить в наше время?
— Единственное, что могу вам пока ответить, полковник, история не зафиксировала подобных массовых примеров. И если что-нибудь по этому поводу придет в мою очень старую голову, немедленно вам сообщу.
Пожимая Торнвилу на прощание руку, он добавил, глядя на него полупрозрачными, чуть слезящимися глазами:
— Вы очень меня заинтересовали вашим рассказом. А тот девиз, что принадлежал казненному, его же палач, Юдуф, присвоил себе, поскольку девиз был очень популярен, в особенности среди ударной конницы. Позже его потомки запретили этот девиз, боясь любых воспоминаний о том злодействе. И он исчез из истории.
— Опять коллективная душа, Стенли?! В благословенной Америке, где каждый только и делает, что тащит к себе одеяло? А у русских она тоже заговорила?
— Вы про те два самоубийства бизнесменов?
— Про три, уже есть третье, мой дорогой. Только на этот раз при аресте какого-то их крупного финансового афериста у него успели отобрать странный ритуальный кинжал. Догадываетесь, что он попытался сделать в камере?
— Неужели разбил себе голову?
— Да, но не со смертельным исходом. — Блюм вдруг сосредоточенно посмотрел на противоположную стенку своего кабинета: — Бр-р!!
— Большие пропали деньги, патрон?
— Около трехсот миллионов, если в нашей валюте… Девиз моголов, вы сказали?
— Запрещенный и исчезнувший потом из истории.
— Вы ведь чисто говорите по-русски, Стенли?
— Чисто, как говорят в Москве.
— Вот и попробуйте с этим акцентом побеседовать с тем самым третьим самоубийцей. Он сейчас находится у них в тюремной больнице.
— Попробовать, не сработает ли девиз?
— Да. Я уже договорился, что к ним прибудет наш специалист. К счастью, сейчас такое время, когда спецслужбы могут между собой сотрудничать.
— Тогда придется открыть русским какие-то карты…
— Придется. Я уже обещал, иначе бы и разговор не состоялся, — Блюм, раздумывая, постучал пальцами по столу. — Раскрывайте все кроме одного, мой дорогой. Кроме того, к кому ведут эти непонятные связи у нас в Америке. Скажете, что мы этого просто пока не установили. А у них постарайтесь все, что можно, выведать.
— Само собой, — кивнул Торнвил. — Когда мне лететь?
* * *
На шестой день болезни Хак понял, что не выздоровеет. Он много раз видел, как болели этим другие люди, и как они вдруг теряли силы на пятый или этот самый, шестой, день. Те, с кем такое случалось, уже не выздоравливали. Им оставался день еще или два. И лежа у окна, он услышал, как одна соседка сказала другой: «Наш кузнец умирает. Такая беда, в расцвете лет».
