— Неясная по своим корням активно расширяющаяся группа, без сколько-нибудь выраженных социальных контуров, — быстро проговорил Торнвил и чуть поколебался… — У них еще одна очень странная черта, профессор.
— Какая?
— Оказавшись в тупиковом положении, они кончают самоубийством, вспарывая себе живот.
Его собеседник закрыл глаза морщинистыми почти без ресниц веками. Потом медленно произнес:
— Это очень серьезно.
«Да уж», — подумал про себя Торнвил.
— Насколько мне известно, — чуть подождав полувопросительно проговорил он, — это имело распространение только в Японии?
Профессор отрицательно покачал головой:
— Нынешние японцы пришли на острова с континента в XII веке. Это не их собственное изобретение. Такой способ ухода из жизни среди азиатских этносов демонстрировал отсутствие черных сил внутри человека и превосходство его духа над смертью. — Он встрепенулся. — Вы сказали, в числе адептов секты самые разные люди? И хорошо образованные, в том числе?
— Даже очень. С прекрасной карьерой и перспективами.
Тот опять прикрыл глаза.
— Скверно совсем.
— Почему?
— Потому что в таком случае это можно объяснить только действием другого сознания.
— Подсознания?
— Дело не в том, где оно размещается. Это компетенция психологов, физиологов и тому подобных специалистов. А я историк. И это «другое» сознание называется у нас «архаичным». Повторю, я не знаю в каких частях мозга оно располагается.
— Архаичное сознание?
— Да, некие исторические накопления, но ярко выражать себя, как всегда считалось, они не способны.
— Объясните, будьте добры.
— Вы обращали внимание, что услышав определенную фамилию, люди любят спрашивать, а не родственник ли названный известному артисту, политику или спортсмену с тем же именем? — неожиданно задал вопрос профессор. — Спрашивают с пристрастием и радостным ожиданием, что так оно и окажется?
— Да, замечал, — с удивлением ответил Торнвил. — А причем тут это?
— Остатки архаичного сознания. Отголосок сугубо аналогового менталитета тех времен, когда люди очень опасливо относились ко всему незнакомому и успокаивались на ощущении сходства. Развитые умы ищут оригинального, прочие — аналогичного. И в массах осталась эта тяга к знакомому на инстинктивном уровне. Следы прошлого. Типичная в пору молодости народов неспособность ориентироваться без прямых сравнений. И это же чувство сходства определяло в далекие времена отношение человека к собственной личности. Душа стремилась к единому и не хотела обнаруживать в себе оригинальность. Она еще была коллективной. Это давало огромную силу, потому что потерять свое «я» было не очень страшно.
