Торнвилу удалось провести воскресенье дома. «Утром в понедельник, — сообщил Блюм по телефону, — вас встретят в аэропорту и сразу доставят в дом к одному очень старому профессору. Он давно не преподает, но голову сохранил очень ясную. Считается у них светилом. Какой-то невероятный полиглот, и чуть ли не всю человеческую культуру знает».
В понедельник около полудня полковника привезли к красивому особняку, а еще через минуту он познакомился с его хозяином.
Точного его возраста ему не сказали, но для себя Стенли сразу определил — девяносто или несколько больше: вид не обычной старости, а того, что за ней. Люди, переступившие эту грань, обнаруживают как бы другой человеческий возраст — спокойное венчающее жизнь состояние перед порогом вечности, ничем не озабоченный туда уход. Наверно, это заслуженный ими подарок за то, что любили жизнь, а может быть и за то, что многие годы в увлеченном своем труде проживали каждый день как последний.
Профессор уже не очень доверял своим силам и тщательно опирался на палочку, когда, встретив Торнвила на пороге, повел его внутрь.
— Я ужасно неловко себя чувствую, — сознался тот, — очень стыдно вас беспокоить, но принудили обстоятельства.
— Я всегда рад, когда способен помочь. А могу я узнать, какие обстоятельства вас принудили?
— Разумеется, профессор, хотя сказанное должно остаться между нами. Мы занимаемся сейчас одной очень странной сектой. Небезопасной, с нашей точки зрения. Они используют в среде своих адептов один и тот же девиз, но мы не знаем корней происхождения этой секты, и возможно, он cможет дать ключ к какому-то пониманию.
— Девиз? Очень интересно, — чуть замедленно произнес хозяин, располагаясь в кресле напротив. — Каков же девиз?
— «Поверим и объединимся? Объединившись — поверим».
Профессор чуть улыбнулся и промолчал. Торнвил тоже молчал, ожидая… Прошло около минуты.
— Да, я знаю этот девиз. Я хорошо его знаю.
— Что это такое, профессор?
Тот позвонил в изящный серебряный колокольчик, и откуда-то сверху сбежала молоденькая служанка.
— Мне мой чай, пожалуйста. Что будет пить наш гость?
— Кофе, если можно, покрепче.
Служанка так же быстро исчезла.
— Любопытно, весьма любопытно…
— Сам девиз?
— Не именно он, — хозяин сделал паузу, о чем-то раздумывая. — Я часто говорил на своих лекциях, — затем начал он снова, — что история человечества устроена по принципу сообщающихся сосудов. Историческая жидкость переливается, иногда обнаруживая себя совсем в неожиданном месте. Большая часть древнегреческой науки пришла в Европу через арабов. Аристотель, Евклид… Да, проделала огромный круг, пришла вместе с маврами в Испанию, и европейцы начали читать многие античные труды в переводе с арабского. Славяне, еще в архаичный период, обосновались на Апеннинах — снабдили будущих римлян фрагментами своей бытовой культуры. Другой частью те же славяне расположились на территории нынешней Германии. Пруссия — их название. А символ Берлина — медведь — их древний тотем. Или английское слово «убийство», оно непосредственно персидское, потому что ассасины — персидская секта, ставшая в XIV веке первой международной террористической организацией. Уничтожали высокопоставленных особ в разных государствах, представьте себе, и очень нередко в Европе. По заказу… и собственным своим соображениям. Девизы, символы, начав активно действовать в одном месте, они тоже оживали потом совсем в другом где-нибудь…
