— Так же как это, если я правильно уловил первые признаки. Но они выдвинули вперед графа Форволка из Казначейства, который лоялен до безобразия, в дополнение к тому, что лично император его… э-э… поддерживает. Надавить на него невозможно. Но им манипулировать, боюсь, возможно вполне. Он уже предубежден. Считает себя сторожевым псом. Чем больше он получит отговорок, тем настойчивей станет. С ним нужно обращаться предельно аккуратно, ошибается он, или нет.
— Нет?.. — выдохнул Майлз.
Его озарило, почему Иллиан выбрал именно это время для визита. Дело не в беспокойстве за раненого подчиненного, оказывается. А в том, чтобы задать свои вопросы Майлзу сразу после операции, когда он еще слаб, страдает от боли, одурманен наркотиками, плохо соображает.
— Почему бы не накачать меня фаст-пентой, да и покончить с этим? — огрызнулся Майлз.
— Потому что у меня есть доклад о твоей идиосинкразии на наркотики правды, — спокойно сказал Иллиан. — К сожалению.
— Вы можете выкрутить мне руку.
У Майлза было горько во рту. Выражение лица Иллиана было сухим и беспощадным.
— Я думал об этом. Но потом решил позволить хирургам сделать это за меня.
— Ты можешь иногда быть настоящим сукиным сыном, Саймон, знаешь?
— Да.
Иллиан сидел недвижимо, непреклонный. Ожидая. Наблюдая.
— В этом месяце твой отец не может позволить себе такие слухи в правительстве. Никак не во время склоки по поводу ассигнований. Это обвинение не должно всплыть, независимо от его истинности. То, что сказано в этой комнате, останется — обязано остаться — между нами. Но я должен знать.
— Предлагаешь мне амнистию?
Голос Майлза стал низким, угрожающим. Он чувствовал, как начинает колотиться его сердце.
— При необходимости.
Голос Иллиана звучал совершенно ровно.
Майлз не мог сжать или даже почувствовать свои кулаки, но пальцы ног у него сжались. Он обнаружил, что глотает воздух, задыхаясь в пульсирующих волнах ярости; комната как-то поплыла.
— Ты… подлый… ублюдок! Ты смеешь называть меня вором?..
Он заметался в постели, отпинывая спутывающиеся мешающие простыни. Медицинский монитор принялся сигналить. Руки бесполезным грузом свисали с плеч, бессильно болтаясь.
— Как будто я украду у Барраяра. Как будто я украду у моих собственных мертвецов…
Он сбросил ноги, рывком выпрямился, изо всех сил напрягая пресс. И от жуткого головокружения, почти теряя сознание, неудержимо повалился вперед, неспособный ухватиться за что-нибудь руками.
Иллиан вскочил и поймал его, не дав разбить нос об пол.
