Владей, как я владел порою, —
Отныне всё твое:
Холмы, и долы, и дорога,
И вязы вдоль нее, —
Край, где мой лес многоколонный
Прошепчет про житье.
И знай, что разума и сердца
Природа лишена,
Ей наши судьбы безразличны
И наши имена,
И чьи следы остались в росах —
Не ведает она.
Не говори мне, — слова излишни, —
О чем колдунья поет
Под сводами убеленного терна
Под отзвук сентябрьских нот, —
Мне ведомы все ее повадки,
Мы в дружбе не первый год.
На бурый мох у сонного плеса
Бросает шишку сосна;
Весь день кричит в никуда кукушка,
В долинных рощах — одна;
И радость странствий баюкает сердце,
Вычерпанное до дна.
Неверный отсвет роняет в травы
Изменчивая пора;
Призваны в строй под лунами жатвы,
Снопы стоят до утра;
И буки к зиме срывают одежды,
Пятная листвой ветра.
Прими в удел, как я, эту осень,
Всё, что без спора отдам, —
Страны, где вязы в полях, и дорога,
Блестя, уводит к холмам,
И шорохом полнятся чащи леса —
Многоколонный храм.
Ибо природа — бездумна, бездушна,
Ей ни к чему ответ,
Что за чужак, преступив границу,
В лугах оставит свой след;
Не спросит, с зарей рассыпая росы,
Мои они или нет.
Не говори, о чем колдунья
Поет, напев творя,
В цветеньи майском белоснежном,
В отавах сентября, —
Я знаю все ее повадки,
Не говори же зря.
Сосна роняет шишку наземь
Над тихою водой;
Весь день кукушки кукованью
Внимает лес густой;
И сердце смертное смущает
Бессмертник золотой.
Ложатся блеска переливы
На травянистый луг;
Или стоят снопы рядами
И свет луны вокруг;
Или, ветрам отдавший листья,
Ждет зиму мощный бук.
Оставь мне время года, сам же
Хоть всем владей в стране,
Где горный путь над долом вязов
Сверкает в вышине,
Где шорох колоннады леса,
Принадлежащей мне.
Ведь бессердечной и бесстрастной
Природе всё равно,
Не скажет луг, что в нем пришельцу
Ступать запрещено,
Иль поле росное под утро, —
Что не твое оно.
