— Хорошо, — сказал я, — скажи им, что мы решили попросить их вон…
Со стороны столика, за которым сидела напивающаяся свора, раздалось нестройное пение…
Официантка Люся из-за своей стойки укоризненно посмотрела на меня, как будто я виноват, что они орут и не слушают добрых советов Лени Синельникова. Я ощутил себя членом коллектива. Я встал, подошел к их столику и сказал, глядя в глаза бледного малого:
— Вас предупредили, вы не послушались. От имени вверенного мне Совета попрошу вас оставить наше предприятие.
Парни за столом весело засмеялись, а бледный малый лениво сказал:
— В гробу я тебя видел. Отойди от стола, гнида, не раздражай меня… Не на твои пью, сволочь, ну и гони отсюда.
Я посмотрел на него так, как в кино смотрят переодетые чемпионы мира по боксу на приставшего к ним на улице интеллигента, и пошел на эстраду.
— Друзья, — сказал я в микрофон, обращаясь к посетителям кафе. (У меня хорошо поставленный голос, у микрофона я чувствую себя как рыба в воде.) — Друзья, сегодня к нам, в наше замечательное кафе «Марсиане» пришли пьяные хулиганы. Они хотят отравить нам вечер. Они мешают нам отдыхать. И жить! (Это я добавил, вспомнив материал в газете под заголовком «Дурную траву с поля вон».) Дурную траву с поля вон! — сказал я. — Неужели среди нас нет настоящих мужчин, чтобы проучить и выставить отсюда оголтелую кучку хулиганов, а?
В зале произошло некое движение. Отовсюду отодвигались стулья и передо мной там и сям вырастали могучие фигуры посетителей кафе мужского пола. Они засучивали рукава и с вопросами: «Где там? Кто там? Что там такое?» — устремились в ту часть зала, где сидели владельцы чемодана с их дурацким коньяком.
Что я заварил! Бледный малый закричал: «Бей их, паразитов!» — схватил тяжелый металлический стул (модерн, гордость кафе) и метнул его в толпу осаждающих.
Его коллеги немедленно выполнили то же упражнение. Посетители с криком: «Ах, вы так!» — стали скручивать руки дебоширам. Но не тут-то было! Свора перешла в наступление. Схватив в каждую руку по пустой бутылке, они ударом об столик отбили у них дно и с этими страшными осколками бросились на толпу.
— Мама! — крикнул я, потому что понял, что это и есть мой последний день!
Все было как в хорошем гангстерском фильме: женские истошные вопли, кровь, пол, усеянный разбитой посудой, проклятия и ругательства, плач и глухие удары.
Дальше все монтажно. Вот крик: «То-л-я-я!» Судорожно оборачиваюсь. Надо мной повисла бутылка шампанского. Кто-то схватил кого-то за руку и бутылка разбилась о стену.
