Лукас был патологически стеснителен, в особенности — со взрослыми. Марше Гриффин, женщине, с которой он тогда начал встречаться, а впоследствии — жене, потребовалось несколько месяцев на то, чтобы вытянуть из него место рождения. «Его было невозможно разговорить. Например, я спрашивала:
— Джордж, а где ты родился?
— Ну в Калифорнии.
— А где, в Калифорнии?
— На севере.
— А где, на севере?
— К северу от Сан-Франциско.
По собственной воле о себе он ничего не рассказывал, всегда оставался тихим и замкнутым», — вспоминает Марша. Удивительно, но с Копполой Лукас мог говорить бесконечно. Говорили, конечно, о кино. И Фрэнсис почувствовал в нём родственную душу — кроме него самого на студии это был единственный бородач, единственный студент-киношник и единственный человек моложе шестидесяти. Ну почти единственный.
Лукас был в восторге от встречи с Копполой, который для студентов киношколы успел стать легендой. Рассказывает Мёрч: «Личные качества позволили ему на студии открывать любые двери. И там, в дорожке света, было видно, как один из нас, ещё студент, никак не связанный с киноиндустрией, делает шаг, олицетворяющий превращение школяра в мастера художественного кино, которое к тому же спонсирует настоящая студия».
Однако через пару недель наблюдений за «борьбой» Копполы с «Радугой Файниана» Лукас решил, что увидел достаточно. Коппола был раздосадован: «Что значит, ты уходишь? Я тебя плохо развлекаю? Неужто ты выучил всё, что можно, наблюдая за моей режиссурой?» — и предложил Лукасу стать его помощником. Так под обаяние Копполы подпал и Лукас.
Надо отметить, что Коппола не был самостоятелен — он всецело зависел от продюсера Джо Лэндона. Молодому режиссёру не улыбалась перспектива съёмок в павильоне, он стремился выехать на натуру, в Кентукки, где по сценарию и происходили события, но студия в выезде, естественно, отказывала, а Копполе, в отличие от Битти, силёнок настоять на своём ещё не хватало. Наконец, ближе к концу производства, он освободился от пут, выехал с несколькими актёрами и минимумом команды в район Залива и провёл «партизанские» съёмки.
Методы Копполы были настолько не шаблонны, что он понимал — дни его сочтены. Вспоминает Милиус: «В здании продюсера у Фрэнсиса была небольшая коморка. Он умыкал пленку, оборудование и стаскивал всё туда. Как-то он сказал: «Когда они, наконец, меня вышвырнут, у нас будет, чем и на чём делать новый фильм».
* * *
«Бонни и Клайда» закончили снимать в самом начале лета 1967 года. Студийные «шпионы» тайком проникали на просмотры чернового монтажа и Ледерер уже знал, что картину хотят «похоронить». Более того, её даже не было в выпускном графике студии. Отделом дистрибуции заведовал Мори Гольдштейн по прозвищу Пук-Пук. Не удосужившись посмотреть картину, он решил выпустить её 22 сентября в открытом кинотеатре для автомобилистов в техасском Дентоне. Вот что по этому поводу заметил Ледерер: «В те годы время хуже сентября для выпуска фильма придумать было трудно. С таким же успехом его можно было выбросить на помойку». Как-то в Нью-Йорк Ледереру позвонил парень со студии, который обычно делал для него рекламные киноролики, предварявшие выход на экраны новинок: «Я только что посмотрел черновой вариант «Бонни и Клайда». Это потрясающе, такого вы ещё не видели!». И Ледерер пошел к Кальменсону: «Послушай, Бенни, не «закрывай» «Бонни и Клайда» сразу, давай посмотрим и потом примем решение. Есть черновой монтажный вариант. Я знаю, Уоррен будет орать, но ненадолго я смогу его умыкнуть».
