— Вроде бы…
— Там найдешь журналиста Георгия Брюшвейлера. Запомнил?
— Георгий Брюшвейлер, — повторил Антон.
— Отыщешь его в бернском отделении редакции газеты «Нейе Цюрихер Цайтунг» и передашь текст меморандума о Движении, а также от меня личное письмо. Все это я дам тебе в Праге. И еще о нас на словах скажешь. У журналиста очень крупные связи с англичанами, которые он должен задействовать после встречи с тобой. Если понадобится твое присутствие — пойдешь с ним и встретишься с кем будет необходимо как мой личный представитель. Все запомнил?
— Как я найду редакцию газеты? — спросил Антон.
— Не знаю. Найдешь как-нибудь, — отмахнулся генерал и свернул карту.
Повторив все, что сказал Власов, Антон не удержался от вопроса:
— А вы, Андрей Андреевич? Не будет ли разумнее вам лично…
— Нет, — резко оборвал он его. — Я останусь здесь… до конца.
Он замолчал, и Антон тоже, не смея ничего говорить. Вдыхая ночную прохладу, они в тишине смотрели на редкие звезды, которые мерцали на иссиня-черном небосклоне. Антон вдруг, на несколько секунд, ощутил себя дома, в России, вспоминая такое же ночное небо над подмосковной дачей профессора Кротова. Генерал, видимо, тоже вспоминал что-то подобное, далекое, из его прошлой жизни, которую уже никогда не удастся вернуть.
— Тут меня спрашивал один из наших, почему я не застрелился тогда, в сорок втором, — нарушил тишину Власов. — Да разве понять ему… Не мог я, Антон, застрелиться, понимаешь… не мог, — как бы оправдываясь, тихо проговорил он, отрешенно смотря вперед, в темноту. — Не потому, что испугался, а потому, что я православный и еще с духовной семинарии, с детства, усвоил, что это грех… Когда Сталин отдал этот скотский приказ, Господь сказал мне: грех! Поэтому, если что, и теперь стреляться не буду. Я знаю свой долг и не прячусь от ответственности. Прошу у бога силы выдержать все до конца… Когда-нибудь вы все скажете людям, что Андрей Андреевич Власов и его друзья любили свою Родину и не были изменниками… Обещайте мне это.
Не дожидаясь ответа, Власов медленно поднялся и, не глядя на Антона, вернулся в дом.
По возвращении в Прагу Власов сразу же уехал в Первую дивизию.
Антону выписали удостоверение, разрешающее нахождение в прифронтовых и приграничных полосах, не открывая цели пребывания, а также выдали специальное разрешение на проезд в товарном поезде, следующем до Мюнхена.
Он покидал отель «Алькрон» с пониманием того, что, может быть, уже никогда не увидится ни с Власовым, ни с другими офицерами — своими сослуживцами и товарищами по штабу.
