.
Стараясь не разбудить своих спутников, Пегги спустилась к луже, встала на колени и принялась вычерпывать из нее большие количества зеленой глины и выкладывать ее на землю, придавая ей очертания человеческой фигуры. Она не умела хорошо лепить, но это не имело большого значения: как пояснили волки, окончательный облик поделки зависел прежде всего от умственной концентрации ее создателя.
«Кажется, я сейчас совершаю ужасную глупость, – думала девочка, не прерывая, однако, своего занятия. – Да-да, просто чудовищную глупость!»
Наметив основные контуры фигуры из зеленой глины, Пегги положила ладонь на ее лоб, зажмурилась и изо всех сил сконцентрировалась, вызывая в мыслях образ… Себастьяна.
Образ друга настолько прочно сидел в ее сознании, что девочке не требовалось совершать больших усилий, вызывая его перед своими закрытыми глазами. Она без труда вспоминала малейшие детали лица Себастьяна, вплоть до самой маленькой родинки. Ничего удивительного, ведь Пегги провела столько времени, созерцая их!
Но, не довольствуясь только воспоминаниями о Себастьяне, она представляла его себе «усовершенствованным»… Таким, каким хотела бы видеть: добрым, верным, неспособным на предательство. Больше всего старалась вообразить его более веселым, жизнерадостным, освобожденным наконец от тоскливого разочарования, которое отравило их отношения. Причиной этого разочарования в жизни стали нескончаемые годы, которые юноша провел в плену у миража[19]. На сей раз Пегги мечтала о Себастьяне-ровеснике, которому в самом деле было бы четырнадцать лет! С этим мальчиком она могла бы делить все радости и восторги, не говоря себе каждый раз: «Наверное, я кажусь ему глупой и наивной, я вижу, что ему со мной скучно. Он пережил то же самое давным-давно, ему больше не весело, он прошел эту стадию шестьдесят лет назад».
Девочка дрожала, от пота пощипывало кожу на висках. Лоб глиняной фигуры под ее ладонью становился все теплее и теплее.
Убаюканная потоком образов и воспоминаний, Пегги Сью совсем потеряла счет времени. Внезапно к ней пришло осознание того, что она делает. Вскочив, девочка со страхом отпрянула от скульптуры.
«Я сошла с ума! – ужаснулась она про себя, пряча лицо в ладонях. – Я просто сошла с ума! К счастью, из этого не может ничего получиться».
Пегги торопливо отбежала прочь от лужи и села, сгорбившись и обхватив колени руками, возле спящего пса. Ей было стыдно за то, что она едва не натворила. Ее порыв был абсурдным, чудовищным, но она так устала горевать, что не смогла устоять перед искушением… Она ничего не могла с собой поделать, желание видеть Себастьяна было сильнее ее,
