* * *
В санях, когда лошадь трусила по дороге в сторону фронта, Георгий отдал новому знакомому шубу, а сам надел шинель полицая. Танкист обнял и расцеловал Карлова.
— Теперь я ваш конвоир, — улыбнулся Георгий, затягивая ремень на шинели.
— Мне о таком конвое только мечтать можно было, — горячо и страстно заговорил танкист. — Не долго мне жить оставалось. Сгноили бы в карцере или собаками затравили, гады. Вы же мне жизнь спасли. — Голос его сорвался. Видно, только теперь он начал осознавать все случившееся.
— Вы тоже в долгу не остались, так что мы квиты. А куда вас везли?
— Кажется, на станцию Пролетарская. Там у них тюрьма при полиции. Немцы полицаям награды дают за поимку нашего брата... Теперь-то мы живем! — Танкист бережно поднял советский автомат. — Я два дня ничего не ел, но ни за какой хлеб не променял бы вот это. Дайте его мне, я буду партизанить у вас.
— Возьмите. К моей новой шинели больше этот подходит, — Георгий кивнул на трофейный автомат.
— Спасибо. Теперь мстить. За все буду мстить! Второй раз живым меня не взять. Можете поручать мне любое задание.
— А я ведь не партизан. Я летчик. Сбили на днях. Теперь, как и вы, пробираюсь к своим.
Танкист, еще не веря, посмотрел на Карлова.
— Значит, опять пробираться, — хрипло произнес он. — А я-то думал, что уже у своих, у партизан то есть...
Они долго ехали на северо-восток, сворачивая с одной дороги на другую, минуя населенные пункты и большаки. Сплошная облачность затянула небо. Начался снегопад. Промерзнув, они часто соскакивали с саней и бежали рядом с лошадью, чтобы согреться.
— Если б не вы, отморозил бы я ноги. Уж очень сильно стянули мне их веревками, — сказал танкист, выбравшись из саней для очередной пробежки.
— А что у вас на ногах?
— Деревянные самоделки. Лагерные еще.
Откуда-то сбоку надвигался гул движущихся танков.
Карлов с тревогой прислушивался.
— Может, свернем?
— Проскочим, — сказал танкист, — Они далеко еще.
Внезапно впереди, совсем близко, сверкнул фонарик. — Halt! Wer geht?[1] — раздался окрик.
— Бегите! — успел шепнуть Карлов.
Танкист прыгнул в сторону и растаял в темноте. Отступать Георгию было поздно и некуда. На перекрестке дорог его остановили немецкие солдаты-регулировщики. С боковой дороги уже близко слышался лязг гусениц.
С трудом сдерживая дрожь, Георгий вытащил документы убитого предателя.
— Их полицай, их полицай, — повторял он.
Светя фонариком, один из регулировщиков разглядел в санях немецкий автомат и махнул рукой, пропуская лошадь.
