— Ничего. Приходите сюда с пустяками, даже в них разобраться не можете.
— А вы озабочены, конечно, не пустяками. Вы решаете проблемы глобальной важности?
В его тоне сквозили ехидство и ирония, но уже не задевающие меня.
— Мне вот тоже нужна помощь, а обратиться не к кому.
— В чем? — придвинулся он ближе, и я почувствовала, что он переполнился вниманием — добрым, сердечным.
— От меня может уйти шанс, если я не соображу, как его удержать.
— Шанс упускать нельзя.
Он устроился на стуле напротив, по-американски закинул ногу на ногу и коротко бросил:
— Излагайте.
Не надежда на помощь развязала мне язык. Я просто озвучивала собственные проекты, бродившие который день в голове, сама вслушивалась в их звучание, стараясь отсюда, извне, уловить самый реальный из них, самый верный. Я словно повторяла трудный урок, разбираясь с тем, что я имею и что мне нужно доказать. Окончив рассказ и забыв о собеседнике, сидящем напротив, я подперла лицо ладонью и засмотрелась в окно.
Февраль…
Двенадцать лет назад, тоже в феврале он, выслушав этот рассказ, схватил меня за руку, как есть выволок из кабинета с коротким «поехали», и бегом понесся на улицу. Так я попала на первую встречу с Гавриком Виктором Михайловичем. И тот на следующий день сделал разрешил мои затруднения и дал возможность не упустить шанс с легкостью и естественностью волшебного принца.
Второй раз обстоятельства прижали меня не размышлениями, как не упустить шанс, а поиском, как уцелеть.
Случился развал Советского Союза. Начали возникать таможни, пошел раздел банков, разрыв устоявшихся связей. Короче, закрутилась такая карусель, о которой не расскажешь. Надо было это все прочувствовать. Появились сбои в работе, полетели все договора, ни во что превратились права и обязанности сторон, до кого-то не доходил оплаченный товар, кому-то не перечислялись деньги за авансовые поставки, где-то не могли расплатиться из-за возникшей курсовой разницы в стоимости новоявленных валют. На руинах прежней страны еще не возникло новых государств со своими законами, вчерашняя нравственность оказалась выхолощенной, смешной, больше не регулировались юридические и производственные вопросы. Если люди самостоятельно находили выход из положения, то его реализации мешало воцарившееся беззаконие. Страх, круговерть, обморок времен! Три, всего три человека разрезали живую плоть народа, и не было рычагов, чтобы этому воспрепятствовать. Карать и миловать — эти функции прибрали к рукам услужливые, энергичные люди, и пошел гулять по городам и весям самосуд.
