Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера | страница 49



Бывшая жена приветлива,
варенье вкусно,
диван свободен,
и — занятно любить втроем!
Однако — делать нечего!
аборт вскладчину,
и оскорбленная Людмила,
сбежавши из лечебницы,
мужьям записку оставляет,
и с чемоданом — на вокзал!..
А там — дорога,
блестящих рельс прямолинейность,
и в будущем —
    здоровье и работа!
два приятеля (мужья)
недоуменно
чай кипятят на примусе
(вести хозяйство затруднительно
без женской помощи)
и горестно друг друга попрекают
— Строитель тоже!
Тут, на жилплощади,
разумной жизни
построить не съумел!
— Печатник тоже!
Вот ижицу и пропечатали
      обоим! —
В растерянности полной
один раскинулся на холостом диване,
другой прилег
  на бывшую семейную кровать
Скуча-а-ют,
зева-а-ют…
— Давай, Володя, выпьем чаю
Одна у нас утеха —
клубничного
  вареньица
    поесть!..

Любовь втроем

(Кадры)

Их трое в комнате одной —
Ох, неудобно!
Все жмутся, стонут, квохчут.
— Как быть?
— Я не хочу ребенка от другого!
— А я — аборта!
Жить с вами надоело!
И вот в лечебнице.
Халатов белизна.
С улыбкой доктор
засучивает рукава,
ждет пришедших.
  А сквозь окно,
  в коляске детской
  соблазненок
  пищит
   и радуется
  всем комочком.
Молоденькая пациентка
лежит без памяти,
а Людмила (5-ый номер)
скрывается —
от радости или испуга?
— Куда мне деться?
Мне хочется младенца! —
Вопросов много на Мещанской,
и сколько их
    еще не решено!
И удивленно
пред ними топчутся
три сценариста
и сотня режиссеров

Падение династии Романовых>*

(Кадры)

В двенадцатом году
в России — мир и тишина:
гуляют по Кремлю
парами пузатые попы
и стройные
в мазурке вьются
морские
офицеры.
Сам Николай,
царь польский, палач финляндский,
вешатель всероссийский,
и прочая, и прочая —
с улыбкой благожелательной
жмет руки
генералам
на параде
  А между тем —
  снарядные заводы
  готовят трехдюймовкам
  железные отполированные
  бутерброды
  и учатся солдаты
  по команде
  штыками тыкать
  в чучела.
И вот уже Вильгельм,
усы тараща
с австрийскою развалиной
под ручку —
обдумывает ультиматум
И вот уже
отбарабанивают немцы
несгибающийся шаг.
И вот уже
тяжеловесный эшелон
за эшелоном,
набитый доверху
(как сельди в бочке — люди)
ползет к позициям
к траншеям тащится
су-ро-о-во.
И вот уже
снарядами плюется
горластое орудие,
летит от взрыва
  пыль,
  грунт, кровь.
И сестры милосердия
стараются пригладить
ампутированные ноги
со всею нежностью
придворных баловниц.
А впереди
кавалерийскою грозой
набухнув,
разразилось поле —
пыль по полю,
дым,
смерть,
смрад.
так, — три года,
а на четвертый
в Петербурге
под красным знаменем
сгущаются
революционные рабочие с войсками,