– Кто? – спросил Федор.
– Федька, – прохрипел боярин Очин-Плещеев. – Михайлов сын… Собака Приклонов.
– Который на Казань ходил? – уточнил Федор.
– Он… собака… Порчу напущает.
– Давно?
Захарья Очин-Плещеев понял по-своему:
– С утра бьемся. Боюсь, отпустит.
– У меня не сбежит! – ощерился палач.
– Душа, душа сбежит! – крикнул боярин и тут же испугался своих слов. – Живого надо…
– Чем пытал? – спросил Федор.
– Хы!.. Дыбой… Ручишки-то как верви теперь вьются. Хоть туды, хоть сюды…
– Скотина! – закричал Федор.
– Гы!
– Сам на дыбу пойдешь! – крикнул и Захарья Очин-Плещеев.
– Старался… умаешься тут, – испугался палач.
– Ладно. Открывай. Посмотрим, что можно сделать. – Федор щелчком пустил потухшую сигарету в угол, где все еще лежал пристав.
– Сбегет… – прошептал один из двух писарей.
– У меня не сбегет, – пообещал Федор и повернул говорившего лицом к свече, слегка пригнул. Нет, лицо незнакомо, перекошено, искажено гримасой. Второй сам, не дожидаясь, зажмурился на свечку. – Не знаю, – сказал Федор. – А тот кто? – Он кивнул в угол.
– Не прогневи! – взмолился боярин – Бес попутал!
– Ну-ну!
– Тоже Федька Приклонов. Собака! Два их, два… Пытать прикажешь?
– Помогать будет, – определил Федор. – А вообще-то их три! Три Федьки Приклоновых.
– Мать пресвятая богородица! – завопил 3ахарья, опричный боярин. Спаси и помилуй!
Федор нагнулся к боярину, поднес к своему лицу свечу.
– Похож, князь?
– Нечистая сила! – заорал Очин-Плещеев, – Сегодня на Приклонова, вчерась на Гниду 3аременного!
– Работа такая, – пояснил Федор. – Будешь похож. Ну что, охлынул? Жила в тебе слабая, князь.
– Господи, спаси… господи, спа… господи…
– Ладно. Пора. Кто будет записывать?
– Худородный писаришко… – вылез из-за спины один из двух, видно побойчее.
– Вот и пиши!
– Приказуй… свят, свят, свят!
Второй тоже взял перо, но оно у него в руках ходило ходуном.
– Чтоб вас… – озлился Федор. – Открывай!
– Преблагой царь! – неожиданно завопил третий из угла и поднялся. – Ты хорошо делаешь, что наказуешь изменников по делам их!
– Преблагой, преблагой! – согласился Федор и приказал: – Иди за мной. Вины вычитывать будешь. Да открывай же!
Палач засуетился возле двери, загремел запорами.
– Взглянуть бы, – осмелился опричный боярин Захарья Очин-Плещеев.
– Дойдет очередь, увидишь, – пообещал Федор.
– Видит Бог! - взмолился боярин. – Прегнуснейшие, богомерзкие и кровожадные падут! Как по Малютиной сказке в Подгорецкой посылке Малюта отделал полторы тыщи ручным усечением, а из пищали отделано пятнадцать!
