— Сохрани, Костенька. Как память. Ладно, я сохраню. Вот пройдет год, другой…
— Костя! — закричал Петр Якклич. — А иди-ка ты в великолепную. Попроси их. И никого не слушай, переходи! Человеком будешь!
И все вдруг заговорили, закричали:
— Да, да, Костя! Конечно! Попроси их и переходи! Большому, так сказать, кораблю…
Он даже не успел сообщить им, что его уже пригласили.
Их глаза блестели, и лица были взволнованы этой чистой любовью, этим самозабвением: ведь они отдавали талантливого, блестящего работника, после его ухода все вновь будут перегружены. Петр Якклич выкрикивал:
— Помни, Костя. Помни, что посоветовал тебе Петр!
В его голосе было много любви и много хороших мыслей об этом великолепно начинающем и совсем молодом парне. Петр передал дальше красный пригласительный листок, и листок пошел по рукам. И все читали и восхищенно рассматривали.
— Да, Костя… Это удача! Молодец, Костя! Вот это, я понимаю, лаборатория! Даже по этой бумажке видно, что за люди там работают!
Я молчал. Зависти не было во мне: я сам видел, что он красив, я сам любовался, слушая его голос, я был не слепой. И уж конечно, лучше, чем кто-либо другой, я знал, что он достоин этой светлой и прямой дороги таланта. Я сам много раз говорил: дорогу, дорогу ему! Я часто кричал это в пылу и хвалил его за глаза и нашим майорам, и Худяковой, и Петру Яккличу — всем, и вот теперь они видели сами.
Костя уже сел и что-то быстро писал. Он ничего не сказал мне, и ничего не спросил я.
В лабораторию вошел Неслезкин и сказал, что хочет провести небольшое совещание. Предварительное, перед общим.
После паузы Неслезкин откашлялся и сказал:
— Я… я решил, что некоторые из нас будут заниматься новой темой.
Темой Г. Б., это было ясно.
— Я приглашу к нам Бирюкова, он сейчас в энергетическом преподает. Тоже будет с нами…
— Хорошо. Бирюков — это приятно! — с преувеличенным восторгом провозгласил Петр.
— И еще… мы берем трех человек университетского выпуска этого года. Я хочу… — Неслезкин старательно управлял своим голосом, — хочу, чтобы вы, Петр Якклич, и вы, Иван Силыч, не очень углублялись в то, чем вы сейчас занимаетесь. Через полтора месяца я поговорю с каждым отдельно, и… это не будет приятным разговором, это будет отчет по материалам Георгия…
— Но как же отпуск?! — воскликнул Петр, да и угрюмый майор вскинул глаза.
— Вы… вы оба не идете в отпуск.
— Михал Михалыч, вы меня извините, но я вас буду просить, — вскинулся Петр, обожавший летние южные отпуска и задетый весьма чувствительно.
