- Нет, конечно. Боязно...
Он прочел в ее глазах жалость, и его стал разбирать смех. Вот уж никто, кроме матери, и то, когда он был ребенком, не жалел его.
- Тоша, голубушка, - он встал, подошел к ней, взял за руку. - Неужто тебе и впрямь жаль меня?
- У нас будет сын, похожий на тебя прежнего, - сказала она, глотая слезы.
Ему почему-то было неприятно услышать это. Он уже начинал привыкать к себе теперешнему, и ее слова были восприняты, как отталкивание от его нынешнего облика, в то время как Тоша тянулась к нему со всей открытостью и щедростью своей натуры. То, что он жив, было радостным и горьким чудом, которое она безоговорочно приняла своим измученным сердцем.
- Все так необычно, - говорила она сбивчиво, прикладывая к мокрым щекам ладони. - До сих пор я считала, что операции, о которых ты рассказывал, не скоро, в будущем... С другими. И вот... Я верю, ты выдержишь все это... А мама... Господи, это же мама! Вот увидишь, все будет по-прежнему. Знаешь, - она вскинула голову, - Арахна в греческих мифах, даже став пауком, продолжает ткать свою нить.
- Благодарю за прелестное сравнение, - усмехнулся он.
- Что это я... - она в отчаянии потерла виски. Губы ее дрожали. - Я ведь вот о чем: в любых обстоятельствах человек не меняет своей сути. Не должен менять.
- Успокойся, - он сочувственно сжал ей руку.
Она жалобно улыбнулась:
- Мне еще нравится у Толстого: каждый недоволен своим состоянием, но никто не жалуется на отсутствие ума. А помнишь, когда мы сбежали из лагеря на два дня в Симеиз, ты читал мне на пляже Звягинцеву:
Но вот какое диво:
душа горит всего сильней, когда
прекрасное бывает некрасиво,
и пышности в нем не найдешь следа.
"Ну не забавно ли? - подумал он. - Вчера подбадривали философией, сегодня стихами. Удивительный народ эти женщины".
Знакомым жестом Тоша очертила пальцем его профиль со лба до подбородка:
- Я скоро привыкну... Обещаю.
Это быстрое примирение с его новым обликом вовсе не обрадовало. Он неловко отпрянул, смутился и выскочил из беседки.
- Вот, полюбуйтесь! - Петельков бросил на стол профессора ворох корреспонденции. - Больше половины из-за рубежа. Несколько писем мне, остальные вам. Умоляют, настаивают и даже требуют, чтобы поскорей опубликовали подробности операции.
- И мало кто интересуется душой оперируемого. - Косовский распечатал два письма, бегло пробежал глазами и отложил.
- Не кажется ли вам, что Некторов слишком прижился в клинике? Волнует его нелюдимость, замкнутость, нежелание видеть друзей и родных. Все это логично, ожидаемо, но есть ведь предел...
