- Возможно. Потому что я босяк. Во всяком случае, бывший.
- Как? - не поняла она. - Объясни.
- Босяк - это тот, кто ночует под открытым небом, питается чем придется.
- Понятно, - кивнула она. - Так называли когда-то хиппарей. А ты был в армии?
- Мне еще нет восемнадцати. Через три месяца исполнится. Попрошусь на третий медицинский фронт.
- Вряд ли у тебя спросят. Слушай, а как ты стал босяком? - Она с откровенным любопытством рассматривала его. Черные настороженные глаза раскосо щурились, беззастенчиво уставясь на Айку. Чуть широковатый нос. Полные яркие губы.
- У меня родители погибли в Алма-Ате, когда мне было десять лет. Жил у тетки, а ей не до меня, сама была молодой. На ночь выпроваживала к своей подруге. А подрос, все надоело, познакомился с ребятами, такими же неприкаянными, как и я, сбежал, скитался по городам. Путешествовал.
- За какие шиши?
- Вот именно. Промышлял чем придется.
- Ужас.
- Что, испугалась?
- Любопытно. Но и не совсем приятно.
- Чистоплюйка, - грубовато сказал он. - Может, мне тоже приятней заигрывать совсем с другими девочками, а не... - Он смолк, глаза его испуганно сверкнули.
- Что же ты, заканчивай, - усмехнулась она.
- Дура.
Он встал и уже было нагнулся за ластами, но, досадливо крякнув, опять плюхнулся в песок.
- Я пришел сюда вовсе не за тем, чтобы ссориться с тобой, - мрачно сказал он. - Я пришел спросить, почему ты загораешь одна, а не со своими?
- Я тебе что, мешаю?
- Отчего же, пляж не мой. Но ведь скучно.
- А мне нравится здесь. По крайней мере, тут можно думать.
- О чем же ты думаешь?
- О разном.
- Например? У меня под солнцем голова трещит, а ты думаешь.
- Скорее всего, она у тебя трещит и в тени, коль не отказался от бродяжничества.
- Скажешь, неинтересно? Ого-го, еще как!
- Так можно и в тюрьму угодить.
- Я уже побывал в исправительном интернате.
- Ну? - Айка опешила.
- Думаешь, конченый?
- Этого никто и не говорит.
- Да, но ты так посмотрела... Я ведь давно оставил всякую дуристику. А сюда прибыл потому, что здесь легко подработать без всяких записей в трудкнижке.
- А что записи?
- Да не могу долго на одном месте. Так уж устроен. Должны ведь учитывать и эту особенность человека, создавать летучие бригады: нынче здесь, завтра там. А что ты читаешь? Небось, о любви? Я о любви не люблю.
- Тебе разве никто не нравился?
- Почему же, нравились несколько марух.
- Кто-кто?
- Ну, девчонки. Одна соседка нравилась, клевая была: ресницы - во! талия, что надо. Фирму только и носила. Пригласил в дискотеку, соврала, что не танцует, сама же через минуту пошла с одним фрайером. Ну я ему и расписал морду. Заодно влепил и ей. Потому и загудел в интернат. А ты о любви. - Он взял в ладони песок, пропустил сквозь пальцы. Сказал протяжно: - Все это лажа, если вдуматься. Слушай, хочешь мороженое?
