Появился официант и поставил перед нами заказанные блюда. Он ничего не сказал, увидев меня за другим столиком, молча принес мне приборы и удалился. Мой собеседник продолжил рассказ:
«Когда я хотел запустить руку под свитерок, надетый на голое тело, она цепко сжала мое запястье, останавливая. Я ощутил даже не разочарование, нет, скорее недоумение: неужели на этом все и кончится, когда сама жизнь, казалось, побуждала нас довести нашу историю до логического конца? Я хотел было потребовать объяснений, но девушка прижала палец к моим губам.
— Я должна кое-что тебе показать, — шепнула она. — Ты только не пугайся.
Я молчал.
— Обещай мне, что не испугаешься.
Я готов был обещать все, что ей угодно; и тогда она сама потянула мою руку под одежду. Мои пальцы ощутили нечто неожиданно плотное и несуразно зернистое; заинтригованный, я двинулся выше, добрался до груди, но нигде не нашел бархатистости девичьей кожи. Что с ней такое? Тяжелая травма, ожоги, шрамы, коллоидные рубцы? Ее глаза смотрели строго, словно она меня испытывала.
— Хочешь увидеть?
— Да, — кивнул я.
И она скинула свитерок, явив моим глазам самое необычайное зрелище, какое мне доводилось видеть за всю мою жизнь. От живота до горла она вся была покрыта апельсиновой коркой. Эта оболочка панцирем облегала ее тело, неотделимая от него, словно туника кентавра Несса. Охваченный желанием и паникой одновременно, я растерялся: что делать — попробовать губами на вкус эту сверхъестественную кожу или просто любоваться ею, не прикасаясь? Она не дала мне времени на выбор решиться, ибо уже приподнялась, снимая брючки; я оцепенел, обнаружив на бедрах и ногах ту же корку, что и выше пояса. Только на оконечностях ее не было: апельсиновая кожура становилась все тоньше, приближаясь к щиколоткам, запястьям и шее, и заканчивалась кромкой, похожей на кутикулу вокруг ногтя.
После того как она сняла всю одежду, повисла долгая пауза. Я не двигался, и тогда она помогла мне в свою очередь снять рубашку, брюки и исподнее; вскоре мы оба остались одинаково нагими — если можно так выразиться. Мне было тревожно: смогу ли я любить ее, как всякую другую женщину, или апельсиновая корка помешает? Побаиваясь этой преграды, я смотрел на треугольник Венеры, гадая, есть ли между ног щелка, открывающая доступ к ее лону. И тут она сделала нечто ошеломившее меня окончательно: дотянулась рукой до щиколотки и, согнув указательный палец, поскребла ногтем границу, где нормальная человеческая кожа ступни сходилась с апельсиновой коркой лодыжки. Через несколько мгновений она подцепила и осторожно отделила узкую полоску; на ноге остался белый след. Она отшвырнула кожуру в угол и посмотрела на меня:
