Женина жизненная позиция вообще была активной, и по своим внутренним — волевым и умственным — качествам брат во многом был не похож на свое внешнее лирическое «я». Не побоюсь сказать: Евгений был бойцом — даже если сам этого не осознавал, признавая в себе лишь игрока. Он был полон энергии, в частности творческой, горел ею и даже перегорал, не находя возможности реализовать ее полностью. Да, в той, оставшейся позади, эпохе было много высокого и героического, красивого и крепкого, но при всем при том наша система не давала возможности реализовать себя хотя бы на 50% (правда, это отнюдь не мало), если ты хотел остаться независимым. Система тебя
взращивала, хомутала, «ставила на тебя», погоняла, баловала пряниками и одаривала милостями, но вожжей из своих рук никогда не выпускала. Ты был вечным пролетарием, наемной рабочей силой: беги, тяни, надрывайся — и не задумывайся о том, кто извозчик, в чьих руках вожжи. Реализовать свои собственные проекты не позволяли ни высокие связи, ни крупные (по советским меркам) авторские гонорары... Хотя эти козыри — связи и гонорары — внешне и создавали иллюзию творческого удовлетворения, личностного самостояния и духовного восхождения.
Я коснулся такой составляющей в судьбе творческого человека, как авторские гонорары. В 70-е —80-е годы, когда авторское право в нашей стране было защищено государством, основным источником существования для авторов-песенников было начисление гонораров за исполнение песен на концертных и танцевальных площадках (платных) и в ресторанах. Если песня была очень популярна и исполнялась повсюду, то она одна могла приносить композитору (у поэтов ставки были пониже) от трех до пяти тысяч рублей в месяц. Если популярных песен у композитора было несколько сразу, то в пик своей популярности эти песни способны были дать месячный доход в 10—15 тысяч рублей и даже более. Но, я повторяю, это в пик популярности, и популярности тотальной. По поводу объемов чьих-то «с неба падавших» гонораров постоянно шептались неудачливые шлягерописцы, переполняемые догадками, завистью и злостью. Нужно заметить, что для большинства завистников и борцов за «чистоту песни» главным критерием отношения к авторам и песням были не творческо-художественные достоинства последних, а их гонорарно-коммерческий успех. Именно «слишком зажравшихся» авторов критиковали на съездах и пленумах союзов композиторов и писателей. Когда же удачливый автор постепенно выходил из пика своего успеха и его авторские гонорары уменьшались до средних размеров, интерес к нему со стороны «секретарей-блюстителей» тут же пропадал. Какие он теперь писал песни, никого попросту уже не интересовало.
