В классе радиосвязи, как и во всех других классах учебной базы, стояли обычные канцелярские столы. Однако обычными они выглядели здесь лишь внешне. Приподнимешь откидывающуюся крышку — под ней радиопанель. На панели три телеграфных ключа, наушники, розетки для их подключения, пучки аккуратно протянутых к сети проводов. По всей видимости, это хозяйство было предназначено для тренажей стрелков-радистов. Летчику достаточно того, чтобы он умел различать позывные радиомаяков, а связь в полете ему дозволяется держать и открытым текстом. И мы, приоткрыв крышки, тут же их захлопнули.
На столе руководителя занятий помимо ключа располагался еще и массивный динамик. Когда Круговая, делая длинные нажатия ключом, подбирала нужную громкость и тональность, этот серый, обшарпанный ящик хрипел и кукарекал, как молодой петух. Но вот он прочистил свое металлическое горло, и наша новая наставница, наша классная дама важно приосанилась:
— Итак, товарищи офицеры, сколько знаков можете принимать?
Принимать азбуку Морзе на слух — дело далеко не простое. Для этого нужны и определенные навыки, и систематические тренировки, и даже некоторые музыкальные способности. А более всего, пожалуй, требовалась хотя бы мало-мальская склонность. Никакой такой склонности никто из нас в себе не ощущал. В училище зачетная скорость приема не превышала сорока букв в минуту, сорок мы и принимали.
— Сколько, сколько? — как бы не поверив, переспросила Круговая. — Всего сорок?
— Хорошего понемножку, — от имени всех выпендривался Валентин. — Лишнего нам не надо. Мы народ скромный.
— Как же так? — разочарованно протянула она. — У нас для летчика минимум — шестьдесят. Обязательный минимум. И вам придется приналечь. Иначе вас и к полетам не допустят.
— Я и сейчас могу шестьдесят! — прихвастнул Пономарев без раздумья. — Могу и больше. Подумаешь, невидаль. Семечки.
Заело Вальку. Взяло за живое. И Круговая поняла это.
— Что ж, посмотрим, — кивнула она, кладя руку на ключ. — Осилите — прекрасно, не осилите — все равно тренироваться надо. Приготовились?
А чего тут готовиться? Бумага на столе, карандаши — вот они. Слушай да записывай.
— Начали!
И запищало, залилось, заверещало, запело. Звонкая, мелодичная трель рассыпалась по классу: «Та-та-ти-ти-ти-та…»
Еле различимые по своей продолжительности звуковые тире и точки слились в замысловатую, почти непрерывную ноту. Лишь изощренный слух мог уловить в ней оттенки и до невозможности короткие, микронные паузы. Ключ выбивал морзянку с такой веселостью, будто радовался тому, что его держит легкая рука девушки.
