Не сговариваясь, они свернули к месту, где валили лес.
— Смотри-ка, парень, не зря я топор оставил, — вполголоса сказал Кузьма, останавливаясь на вырубке.
У поваленных ими с утра деревьев все сучья были аккуратно обрублены. Они опустили свою ношу и огляделись. Из пня по-прежнему торчал топор.
— Аккуратный работник, — заметил Кузьма.
— А узелка-то твоего нет. Ты что в нем приносил? — тоже вполголоса спросил Игнат.
— Еду… Пойдем посмотрим.
— Пошли.
Тряпка, в которой Кузьма принес кусок вареного мяса и сухари, аккуратно свернутая, лежала рядом с топором. Кузьма поднял ее и увидел под ней свой потерянный кисет.
— Вот и подружились с лешим, — шепнул Кузьма. — Вишь кисет вернул. Он у нас теперь на табачном и прочем довольствии. Отсыпь-ка немного табачку в бумажку. Оставим тут. А трубка и кресало у него, видно, есть. Мою-то он тогда оставил.
Они покурили, передохнули и отправились в лагерь. И хотя Кузьма подшучивал над лешим, который завел с ними дружбу, но все это объяснить себе никак не мог. Еще больше недоумевал Тюменцев, но расспрашивать дядьку не решился.
Охотничьей добыче Тюменцева и Сидорова в роте обрадовались.
— Молодцы, — похвалил Дьяченко. — Будете теперь иногда ходить на промысел. А я тут ягоду на мари разыскал. Много ее, а не знаю, съедобна или нет.
— Так это же голубица! — воскликнул Игнат. — Самая ягода.
— Ну вот и за ней пошлем кого-нибудь.
О своем таинственном помощнике Сидоров и Тюменцев молчали. Не поверят и засмеют еще. А вреда от него пока никакого нет.
В этот день под вечер подошла к лагерю и бросила якорь в отдалении, не приставая к берегу, большая баржа.
— Братцы, да на ней бабы! — закричал на берегу совсем не по уставу часовой. Он не стоял на месте, притопывал от возбуждения сапогами, вертелся, то призывая линейцев взглянуть на такое чудо, то оборачивался к реке — не показалось ли ему.
Побросав работу, солдаты кинулись к берегу.
— И правда — бабоньки! Ах вы, милашки! — восторгались линейцы.
Женщины тоже облепили борт баржи. Они размахивали длинными широкими рукавами, кричали:
— Солдатики! Айдате к нам! Хошь поговорим. Ох, милаи, и поговорим жа!
— Да куда же вы, любезные, плывете? — неслось в ответ.
Солдаты, давно не видя женщин, растревожились. Каждый старался что-нибудь крикнуть, да так, что бы его услышали, и от этого в общей перекличке можно было только разобрать: «бабоньки!» да «солдатики!»
От баржи отвалила лодка и направилась к лагерю. Прибывшего на ней офицера забросали вопросами: куда и зачем он везет столько женщин и почему не пристает к берегу?
