— Поторапливайтесь, ребята! — подбадривал и плотников, и лесорубов капитан Дьяченко. — Вот-вот нагрянут новоселы.
А они уже проплывали, только в другие станицы, что возводились ниже по реке. Медленно тянулись мимо лагеря тяжелые паромы со скотом, бабами, ребятишками, казаками. Замолкали в такие минуты топоры и пилы, глухие удары деревянных кувалд, и солдаты высыпали на берег. Командир батальона этому не препятствовал: пусть смотрят на тех, для кого строят.
Проводив караван, опять брались за работу. Кроме строительства станицы, пилили дрова — скоро ожидался с низовий Амура пароход. А он, говорят, этих дров сжигал прорву.
Все знали, что пароход придет, но появление его оказалось неожиданным и праздничным. Еще никто его не видел, все были заняты своим делом, а он издали известил о себе протяжным хриплым гудком. Гудок этот покрыл все другие звуки. Услышав его, к берегу поспешили те, кто занят был в лагере, а потом стали прибегать солдаты из лесу.
— Пароход! Это, братушки, он! — возбужденно переговаривались солдаты.
— Видишь, что ли?
— А дым-то валит!
— Где?
— Да над тальником. Сейчас и сам выползет.
Шлепая огромным, во всю высоту надстройки, колесом, установленным на корме, коптя небо черным хвостом дыма, показался наконец и сам пароход.
— Во шпарит! Ему и течение нипочем.
«Лена», — читали грамотные надпись на борту и объясняли остальным: «Леной» зовут!»
Пароход причалил к берегу. Навели сходни, и солдаты весело, с видимым удовольствием, принялись загружать его дровами. Кое-кто ухитрился заглянуть в машинное отделение, и потом много было разговоров о «машине», которая пышет жаром и ухает, поблескивая маслом в чреве этого плавучего дома.
Через несколько часов «Лена», вновь оглушительно загудев, ушла, и все вернулись к оставленным работам.
Кузьма Сидоров с Игнатом Тюменцевым валили лес. Кузьма ходил с топором, выбирал ровные стволы.
— Как, Игнат, пойдет? — спрашивал он напарника, облюбовав дерево.
— Пойдет, — соглашался Игнат.
Тогда Кузьма прикидывал, куда может упасть лесина, и подрубал с той стороны ствол, а потом они с Игнатом брались за пилу. С трудом вгрызалась пила в сырую древесину, но пилили они без передышки, пока не повалят лесного великана. После усаживались на поваленный ствол, вытирали пот и доставали кисеты. Сидоров — кожаный, купленный много лет назад, Тюменцев — свой, подаренный Глашей. Правильно она тогда сказала: «Будешь курить. Солдаты все курят». Научился Игнат курить. Ну, а тут в лесу без курева нельзя — комары одолеют.
