У нас не бывало выходных, воскресенье был такой же день, как понедельник. Но в дождливую погоду мы не могли ничего делать и тогда сидели дома. Играли в «казино», болтали друг с другом и спали.
Среди нас был один ирландец, который вначале очень поразил меня, и бог знает, кем он был раньше. Когда шел дождь, он лежал, читая привезенные с собой романы. Это был красивый, крупный мужчина тридцати шести лет, и язык у него был изысканный. Он и немецкий знал.
Этот человек приехал на ферму в шелковой рубашке и все время так в шелковой рубашке и работал. Когда снашивалась одна, он надевал другую. Работником он был не очень хорошим, руки у него были «не мастеровые», но человеком он был примечательным.
Звали его Эванс.
Оба норвежца ничем не выделялись. Один из них был родом из Халдена, потом он бежал, не выдержав такой работы; а другой выдержал, но он был родом из Валдреса.
Во время жатвы мы все старались получить место как можно дальше от паровой машины, потому что вокруг всех ее щелей и лопастей снежной метелью кружились прицветники и песок. Несколько дней я был в самом жарком месте, а потом попросил старшего поставить меня куда-нибудь в другое место — и получил его. Старший дал мне замечательное место в поле, где я должен был нагружать подводы. Он никогда не забывал, что в самом начале я оказал ему дружескую услугу.
Вот как было дело.
У меня была куртка, форменная, с блестящими пуговицами, которая осталась с того времени, когда я работал трамвайным кондуктором в Чикаго. Эта куртка и ее роскошные пуговицы очень пришлись по вкусу старшему; во всем, что касалось нарядов, он был совершенно как ребенок, а здесь, в прерии, нарядов вовсе не было. Тогда я сказал ему как-то, что он может взять мою куртку. Он хотел мне за нее заплатить, сколько я захочу; но когда получил ее в подарок, он сказал, что будет у меня в долгу. Когда уборка хлеба закончилась, он подарил мне другую куртку взамен, поскольку видел, что мне не в чем уезжать.
Из того времени, когда я работал на загрузке подвод, мне запомнился такой эпизод.
Швед приехал за снопами. На нем были огромные сапоги с широкими голенищами с отворотами, в которые были заправлены брюки. Мы начинаем грузить. Он работал как черт, и я едва успевал подавать ему снопы. Он все убыстрял и убыстрял темп, и, когда я начал злиться, я тоже приналег как следует.
В каждой копне было по восемь снопов, и обычно мы поднимали наверх по одному снопу, теперь я подавал сразу четыре. Я завалил этого шведа снопами, буквально закидал его. И еще оказалось, что в одной из огромных охапок, которые я подал наверх, была змея. Она скользнула к нему в голенище сапога. Я ничего не подозревал, пока вдруг не услышал ужасный крик и не увидел, как швед скатывается с воза, а из одного сапога у него болтается пятнистая змея. Однако она не ужалила, а, упав на землю, выскользнула из сапога и молниеносно исчезла в поле. Мы оба кинулись за ней со своими вилами, но не нашли ее. Обоих запряженных в телегу мулов била крупная дрожь.
