Когда после двадцатидвухлетнего отсутствия мистер Бинни возвратился в Лондон на империале Госпортского дилижанса, при нем были шляпная картонка и саквояж, обычная пара платья, здоровый румянец на бритых щеках, отменный аппетит и ни намека на чернокожего слугу. У погребка "Белая лошадь" он нанял кеб и поехал в гостиницу "Нирот" на Клиффорд-стрит. Он дал кебмену восемь пенсов, а когда тот стал ворчать, разъяснил, что от Бонд-стрит до Клиффорд-стрит меньше двухсот ярдов и, значит, он заплатил ему по тарифу пять шиллингов четыре пенса за милю, считая в миле тысяча шестьсот ярдов. В гостинице он осведомился у официанта, на какое время полковник Ньюком заказал обед, и, узнав, что в его распоряжении еще целый час, отправился искать себе по соседству квартиру, где ему жилось бы покойней, чем в отеле, или, как он говорил, на "заезжем дворе". Мистер Бинни был родом из Шотландии; его отец служил письмоводителем в городской канцелярии Эдинбурга и за услуги, оказанные им на выборах одному из директоров Ост-Индской, компании, тот исхлопотал его сыну гражданскую должность в Индии. Бинни вышел в отставку с хорошей пенсией, да к тому же сумел отложить половину своего жалованья за время службы. Он был человеком начитанным, довольно способным и образованным и в избытке обладал здравым смыслом и хорошим характером. Любители пускать пыль в глаза называли его скрягой, а меж тем он раздавал больше денег, чем тратили многие из них. Он был последователем Давида Юма, коего ставил превыше всех смертных, и люди строгомыслящие объявили его человеком опасных взглядов, хотя среди них самих частенько встречаются личности куда опаснее Джеймса Бинни.
Вернувшись к себе в номер, полковник Ньюком застал там этого достойного джентльмена: устроившись в самом удобном кресле, он уютно дремал, положив свои короткие ножки на соседний стул и скромно прикрыв газетой объемистое брюшко. При появлении полковника мистер Бинни сразу проснулся.
— А, это вы, гуляка! — вскричал чиновник. — Как принял индийского Адониса лондонский свет? Надеюсь, Ньюком, вы произвели сенсацию? Я еще помню, старина Том, каким вы глядели франтом, когда сей фрак только что прибыл в Калькутту, — барракпурский Браммел, одно слово. Давненько это было — то ли в годы правления лорда Минто, то ли когда лорд Хастингс сидел над нами сатрапом.
— Один хороший костюм надо иметь, — заметил в ответ полковник. — Я не франт, но заказал себе платье у хорошего портного, и делу конец. — Он все еще полагал, что прекрасно одет.
