Угощение было довольно скудное. Заезжие художники толпой кинулись вниз по лестнице и вмиг уничтожили мороженое, кремы и все, что им было предоставлено. Опоздавшим остались цыплячьи косточки, лужицы растаявшего мороженого на скатерти, стаканы с опивками хереса да хлебные крошки. Полковник сказал, что никогда не ужинает, и ушел вместе с Ханименом — его тянуло в постель, а его шурина, как ни грустно мне говорить об этом, — в клуб: он был большим гурманом, любил покушать устриц, поболтать до полуночи и в завершение дневных дел выпить стаканчик чего-нибудь горячительного.
Полковник пригласил его позавтракать вместе на следующий день, часиков в восемь или в девять, и мистер Ханимен скрепя сердце пообещал прийти к девяти. Настоятель часовни леди Уиттлси редко когда вставал раньше одиннадцати, ибо, сказать по правде, ни один из аббатов французского короля Людовика XV не предавался так безоглядно неге и лени, как наш обходительный бакалавр и проповедник.
Среди попутчиков, с коими полковник Ньюком возвращался из Индии, был мистер Джеймс Бинни, общительный молодой холостяк, лет сорока двух, проведший почти половину жизни на гражданской службе в Бенгалии и желавший вторую ее половину пожить в свое удовольствие где-нибудь в Европе или на родине, если ему здесь понравится. Традиционного набоба, известного вам из книг, уже больше не встретишь. Теперь он не так сказочно богат и вообще мало похож на того желтолицего злодея из романов и комедий, что под пыткой вымогал у несчастных раджей рупии, а потом скупал на них земли разорившихся английских дворян; носил несказанной цены бриллианты, курил на людях кальян, страдал печенью, а в одиночестве терзался угрызениями совести; нет у него жены-грубиянки, помыкающей толпою туземных слуг, и детей, которые полны лучших побуждений, но мало образованны, очень желали бы, чтоб семья их зажила по-другому, и безмерно страдают от сумасбродства своих родителей. Сегодня в доме какого-нибудь джентльмена из Индии вы не услышите больше: "Запрягайте двуколки — гостей развозить!" — как говаривал знаменитый набоб из Станетед-парка. Теперешний набоб едет на Леденхолл-стрит в омнибусе, а возвращается из Сити пешком — для моциона. Я даже знавал таких, которым еду подавали служанки, и могу назвать немало бывших индийских жителей с румянцем во всю щеку, как у доброго английского сквайра, никогда не расстававшегося с дедовской землей и родным ростбифом. Они уже не носят летом нанковый сюртук, печень у них в порядке, а что до кальяна, то, ручаюсь, вам теперь не сыскать ни одного в целом Лондоне. Джентльмены, возвратившиеся из Индии, так же мало помышляют о курении кальяна, как их вдовы о смерти на погребальном костре мужа на кладбище Кензал-Грип, близ Тайбернского квартала того города, где теперь обитают наши бывшие индусы. Прежде эти магнаты обитали на Бейкер-стрит и Харли-стрит, до этого на Портленд-Плейс, еще ранее — на Бедфорд-сквер, но все эти твердыни постепенно утрачивали свое былое великолепие, подобно тому как тускнели Агра, Бенарес, Лакнау или столица султана Типу.
