Пока мистер Джайлз, заметно воодушевленный кларетом, чистосердечно выкладывал эту историю, его спутник, мистер Артур Пенденнис, размышлял о том, как он, встретившись нынче днем с мистером Ньюкомом на лестнице клуба "Мегатериум", принял приглашение на этот обед, от которого так решительно отказалась миссис Джайлз.
— Я человек бывалый, что ни говорите, — продолжал разглагольствовать ее супруг. — Неужто я стану обращать внимание на всякие раздоры между женщинами? Миссис Ньюком со своей невесткой вон тоже не больно дружат. Я знаю, Мария вечно старается как-нибудь ее поддеть, величает ее гордячкой, аристократкой и награждает другими такими же прозвищами. А моя жена говорит, что Мария изображает, мол, из себя эдакую радикалку, а ведь не пригласит нас в те дни, когда в доме бывают баронет с супругой. "Ну и что с того, Лу, душечка, — отвечаю я ей. — Я и не жажду встретиться ни с леди Ньюком, ни с лордом Къю, ни с кем из них". Кью — странное имя, не правда ли? Отчаянный франт этот молодой лорд Кью, невозможный повеса! Юношей я служил клерком у Ньюкомов, еще во времена старой госпожи и мистера Ньюкома — отца обоих братьев, — достойней человека не сыскать было на всей лондонской бирже. — Тут мистер Джайлз, увлеченный этой темой, приступил к подробному изложению истории фирмы.
— Видите ли, сэр, — начал он, — хотя банкирский дом братьев Хобсон, или братьев Ньюком, его теперешних хозяев, не из главных финансовых учреждений Сити, тем не менее это — весьма уважаемая фирма с давними традициями и почтенной клиентурой, особенно многочисленной среди диссентеров.
Далее Джайлз сообщил мне, что, когда дело перешло в руки братьев Ньюком: Хобсона Ньюкома, эсквайра, и сэра Брайена Ньюкома, члена парламента и баронета, — то у них еще появилась весьма обширная клиентура в Вест Энде, приобретенная, главным образом, благодаря связям упомянутого баронета в аристократических кругах.
Но самым искусным из всех дельцов, каких только знал банкирский дом братьев Хобсон, была, по мнению мистера Джайлза, прославленная София Алетея Хобсон, позднее Ньюком, которая понимала в делах куда лучше и отца своего, и дядьки, и мужа, сэра Томаса Ньюкома, и упомянутых сыновей и наследников, и была, как сказал о своей сестре Фридрих Великий, sex femina, vir ingenio: полом — женщина, умом — мужчина. Она и внешностью кое в чем походила на мужчину, сообщил мой словоохотливый рассказчик. Говорила низким, хриплым голосом, а к старости у нее даже отросла бородка, которой позавидовали бы многие юноши; и когда в своей темно-зеленой ротонде, отороченной мехом, в серой касторовой шляпе, меховых рукавицах и больших золотых очках, — еще бы трубку, и точная копия покойного фельдмаршала, князя Блюхера, — она приезжала в карете из Клепема и входила в контору, сердце каждого клерка сжималось от страха.
