О людях, которых я рисовал | страница 9
— Видите, что делается, — продолжал Чуковский, — и никто не сказал: вот Чуковский, он издавал журналы, редактировал книги, написал двадцать томов комментариев к Некрасову, книгу о Репине, Алексее Толстом, Андрееве, Горьком, множество статей о русском языке, перевел Твена, Свифта, Конан-Дойля, Уитмена…
«Корней Иванович прав, — подумал я, — попробую нарисовать его по-другому».
Я пришел в мастерскую и принялся за работу. Было сделано множество вариантов. Эскизы, один за другим, превращались в клочья и летели в корзину.
И когда я окончательно разуверился в том, что у меня что-нибудь получится, я нашел новое решение — рука машинально нарисовала муху.
Со стороны видней
Человек очень редко видит себя таким, каков он есть, а если даже он и узнает себя, то неприятно поражен, когда художник передает его наружность правдиво.
О. Родэн
— Я очень люблю шарж, — сказал Ростислав Плятт. При этом он, смеясь, рассматривал шаржи на своих знакомых.
Увидев шарж на себя, он сказал:
— Да-да…. Я такой… Я узнаю себя…
Он растянул рот в улыбку, но в глазах его была тоска.
Бдительный критик
Куда бы я ни отошел, вправо или влево, от них нельзя было спрятаться.
Светлые, как пуля, смотрели мне в глаза глаза красноармейца. Они спрашивали: «Ты записался добровольцем?»
Таким я запомнил плакат Д. Моора времен гражданской войны.
Маленький белорусский городок, где я родился, то и дело переходил из рук в руки.
Приходили белые, или немцы, или поляки, и плакат срывали. Но как только городок занимали красные, он опять появлялся на заборе, и глаза человека в буденовке звали в бой.
Спустя годы я, студент Московского полиграфического института, снова увидел эти глаза — живые глаза автора плаката профессора Дмитрия Стахеевича Моора. По глазам я и узнал его. Было ясно, что, торопясь сделать плакат и не имея другой натуры, он рисовал себя.
Меня встретил светлый взгляд широко открытых, но не суровых, как на плакате, а добрых и требовательных глаз учителя.
А еще через несколько лет в Ленинграде, где я жил после учебы, мне позвонили из Дома искусств. Там проходил пленум ЦК профсоюза Рабис. Надо было сделать шаржи на участников пленума.
— Кроме вас, — сказал мне директор Дома, — будет рисовать делегат пленума Моор.
Я обрадовался случаю повидаться с Дмитрием Стахеевичем.
Он был, как всегда, приветлив, но жаловался на плохие здоровье.
— Ты поработай, — сказал он, — а я пойду в гостиницу, отдохну.
На следующий день я показал ему около десятка зарисовок.
