Например, большие поэты, как правило, влияют на поэзию не только своей страны, но и других стран.
Такое влияние запросто перешагивает любые государственные границы. Так что в этом случае и недремлющие пограничные заставы, и самые строгие таможенные службы не являются помехой. И можно вспомнить время, когда границы устойчивого влияния, скажем, французской поэзии проходили так далеко от Парижа, что это вряд ли снилось и самому Наполеону.
Происходит и взаимопроникновение, взаимовлияние поэзий различных стран. Этот очень непростой процесс — своеобразный обмен художественными ценностями иногда затухает, а после — с появлением новых имен — разгорается опять.
И все-таки ничто так не влияет па литературу, ничто так пе влияет па поэзию, как политика.
Она влияет, не переставая. Ежедневно. Ежечасно.
Влияет даже тогда, когда некий конкретный поэт думает, что «уж он-то вне всякой политики…».
Да и как может быть иначе, если во время первой мировой войны в Европе местожительством миллионов разноязыких людей на долгое время стали окопы, а самой распространенной одеждой тех же миллионов — солдатские шинели.
Европе везло не только с поэзией. Ей катастрофически «везло» и с количеством войн.
И время, когда — по словам итальянского поэта Джузеппе Унгаретти — «чувствуешь себя, как на осенних деревьях листья», не могло по отразиться на творчестве поэтов разных стран.
Не могло не отразиться на их творчестве и послевоенное разочаровапие, охватившее почти все слон общества.
Резкие строки португальского поэта Фернандо Песоа, по-моему, наиболее четко выражают это состояние:
Это всё — и не будет иного.
Но и звезды, и холод, и мрак,
и молчание мира немого —
все на свете не то и не так!
Но если «всё… не так», то что делать дальше? С кем идти? И во имя чего?
Поэзия не смогла бы ответить на эти вопросы, если бы она не была связана с общественной жизнью своих стран. А в этой общественной жизни все явственнее ощущалось влияние Великой Октябрьской революции.
И вы почувствуете биенне общественного пульса западноевропейской поэзии, ощутите его наполненность во многих стихах, представленных в книге.
Надо еще сказать, что в те годы в самых разных странах с какой-то новой силой зазвучали голоса поэтов высочайшего класса. И тех, кто был уже прославлен раньше, и самых молодых, тех, чья слава была впереди.
В то же время некоторые поэты, растерявшись и устав от большой и маленькой лжи буржуазного мира, пытались поселиться в «башнях из слоновой кости», хотели уйти от «суеты», служить «чистой» поэзии, быть «над схваткой».
