Западноевропейская поэзия XX века | страница 29



мы пьем тебя смерть это старый немецкий маэстро
мы пьем тебя на ночь и утром мы пьем тебя пьем
смерть это старый немецкий маэстро глаза голубее небес
он пулей тебя настигает без промаха бьет
в доме живет человек волос твоих золото Гретхен
он свору спускает на нас он дарит нам в небе могилу
он змей приручает мечтая а смерть это старый немецкий маэстро
волос твоих золото Гретхен
волос твоих пепел Рахиль

ПЕСНЬ В ПУСТЫНЕ

Перевод В. Топорова

Венок из листвы почерневшей сплетен был в окрестностях Акры.
Там гнал я коня вороного и смерти грозил я кинжалом.
И пепел я пил из разбитых кувшинов в окрестностях Акры.
В руины небес я скакал с безнадежно поникшим забралом.
Ведь умерли ангелы, бог стал незрячим в окрестностях Акры.
И нет утешенья в идущих нестройной толпой богомольцах.
Разрублен мечом ясный месяц — цветок из окрестностей Акры.
Цветут, как колючки, сухие суставы в заржавленных кольцах.
И я поклонился, смиренно и скорбно, окрестностям Акры.
Черна была долгая ночь, и нахлынули крови потоки.
И я стал смеющимся братом, железным архангелом Акры.
Но лишь это имя назвал — и упало мне пламя на щеки.

ТРАПЕЗА

Перевод В. Топорова

Мы выпили долгую ночь на высоких лесах искушенья,
Зубами вспахали порог и посеяли затемно гнев.
Еще нам осталась трава, чтобы спать, — но разбудит нас мельник:
Он ищет живое зерно неторопким своим жерновам.
В цианистом свете небес остальные соломинки — блеклей:
Чеканят иную мечту и не ходят с чужих козырей,
А мы, в темноте перепутав беспамятство, память и чудо, —
Мы длимся один только миг и, смеясь, презираем его.
Мы канули в воду зеркал в сундуках с фосфорическим светом —
На улице лопнут они на потребу слепым облакам.
Наденьте пальто и карабкайтесь следом за мною на скатерть!
Ведь спим только стоя среди недопитых бокалов!
Ведь сны посвящаем медлительным тем жерновам!
* * *

«Париж-кораблик в рюмке стал на якорь…»

Перевод В. Леванского

Париж-кораблик в рюмке стал на якорь.
Я пью с тобой и за тебя так долго,
что почернело сердце, и Париж
плывет на собственной слезе — так долго,
что нас укрыли дальние туманы
от мира, где любое «Ты» — как ветка,
а я на ней качаюсь, словно лист.

СОН И ЕДА

Перевод В. Леванского

Твоя простыня — это полночь.
И тьма с тобою легла.
Целует виски и колени, велит ожить и уснуть.
Она осязает Слово, желанья и думы твои.
И дремлет, сливаясь с ними,
      и тянет душу к себе.
Вычесывает осторожно соль из твоих ресниц,
      и солью тебя угощает,
      и ставит перед тобой
горючий песок мгновений, украденных у тебя.