Я обняла его в ответ, попыталась сказать, что все будет хорошо. Зашептала ему в волосы, в щеку:
— Все нормально, Джейсон. Все нормально.
Натэниел встал, подошел к нам и обнял нас обоих.
Прижался щекой к волосам друга и сказал:
— Джейсон, мы здесь. Мы с тобой.
Джейсон не размыкал объятий, не двигался, и руки его, плечи, прижатые ко мне, напряглись, но ничего в этом не было сексуального. Никогда еще мне не приходилось так тесно прижиматься к мужчине и думать только: Господи, в чем же дело? Либо он так любил Перли, и теперь горевал, либо худшее еще не сказано.
Мы опустились на пол, опираясь спинами на кухонный островок. Джейсон так и не сказал, что еще случилось. Или что он по уши влюблен в Перли и думает сейчас, как все исправить. Я ждала его слов. Будь он подругой, а не другом, я бы уже спросила сама, но с парнями так нельзя. С ними надо осторожно, как с диким зверем — я без юмора по поводу оборотней — иначе можно спугнуть, и он просто в себе замкнется. Если действовать осторожно, спокойно и не слишком настойчиво, можно что-то еще узнать. Ну, конечно, при некоторых вопросах их надо дубиной по голове лупить, чтобы добиться толку, но разговаривать они предпочитают на фоне тишины.
Джейсон положил голову на плечо Натэниелу, руку мне на ногу. Он, как и все мои друзья, обниматься любит куда больше многих мужчин. Мне это приятно.
Заговорил он голосом ровным и бесцветным, будто боялся выдать какие-то чувства.
— У меня отец умирает от рака. Мать позвонила вчера, после того как мы с Перли расстались.
Мы с Натэниелом переглянулись. По его большим глазам я поняла, что для него это тоже внове.
— Боже мой, Джейсон! — ахнула я. — Прости, я не знала.
— Мы друг друга, конечно, ненавидим, но сейчас этот старый хладнокровный мерзавец умирает, и я не успею его простить.
— Что мы можем для тебя сделать? — спросил Натэниел.
Он улыбнулся — слабо, неуверенно, но сумел улыбнуться. Мне это показалось добрым знаком. Хотелось так думать.
— Вы и правда хотите знать?
— Говори прямо.
Он снова улыбнулся, но глаза у него дернулись, будто я его ударила, а не предложила сделать все, что угодно, лишь бы облегчить его страдание.
— Здесь сейчас нет Перли, которая могла бы мне сказать «не смей» или тебе сказать «не надо». Я снова свободен.
Он попытался засмеяться, но получилось что-то вроде всхлипа.
— Понял, — ответил ему Натэниел.
— Тогда объясни мне, — потребовала я. — Потому что я не поняла.
— Он снова хочет секса с тобой.
