Шэдвелл кивнул и вложил пистолет в кобуру. Роу поколебался, таращась на полутигра, но Шэдвелл посмотрел на него тяжелым взглядом, и Роу тоже убрал пистолет. Неохотно, но убрал. Выучка — полезная вещь. Сохраняет жизнь в бою и избавляет от неприятностей с начальством.
— Будем снаружи, — сказал Шэдвелл, — пока нас не отпустят.
— А как нам знать, не случилось ли тут чего? Вот эти вопли… мы подумали, что это оно и есть, что на вас напали.
— Извините, — ответила я. — Постараюсь потише.
Тигр на мне шевельнулся, будто волна прошла по всему его телу. Хвост приподнялся, дернулся, потом снова обвился вокруг вполне человеческой выпуклости ягодиц.
Он повернулся, посмотрел в упор на них своим полутигриным лицом. И низким голосом прорычал:
— Я себя буду вести хорошо.
Роу тяжело проглотил слюну и снова стал терять возвращавшуюся в лицо краску. Он кивнул и направился к двери. Шэдвелл пошел за ним, ни разу не оглянувшись. Последним вышел Чак. У двери он задержался, положив руку на ручку.
— Я думаю, вы не были знакомы раньше с нашими танцорами, маршал Блейк?
— Не была.
Он посмотрел на лежащего на мне тигра:
— Вы часто так быстро заводите дружеские отношения?
Что было мне на это сказать?
— Бывает.
— Бывает, — повторил он, кивнув, потом покачал головой. — Продолжайте устанавливать отношения, Блейк. Я оставлю охранников у дверей. Хотя думаю, вы правы. Если угроза нападения вампира реальна, я бы надеялся, что он выберет ваше окно, мистер Шуйлер. Ничего личного, но есть у меня мнение, что, если он сюда влезет, обратно не вылезет.
Мы с Джейсоном ответили одновременно:
— Это да. — Переглянулись, он показал мне жестом, чтобы договорила я. — Не вылезет.
— А что, поблизости ходит большой и страшный вампир? — спросил Криспин.
— Может быть, — ответила я.
— Ой, лапочка, — выдохнул оборотень. — Будет с чем поиграть.
Чак снова покачал головой и закрыл за собой дверь — без стука, но очень плотно.
Оборотень вздохнул — и вдруг стал тяжелее, будто его покинуло напряжение.
— Как это всегда тяжело перед людьми, — сказал он рычащим голосом.
— Слезь, — велела я и добавила: — пожалуйста. Он нас спас. Меня спас, но все равно он тяжелый. Он полускатился, полусвалился с меня, плюхнулся рядом набок. Заморгал странными синими глазами.
— Прости, если сделал больно.
Он улыбнулся — улыбка была полна зубов, способных разорвать мне горло, но все же — улыбка. А я, работая с полицией над выслеживанием серийных убийств, запомнила, что зубы есть и у людей. Узнала такое о своих собратьях-людях, чего не хотела бы знать. И стала спокойнее насчет «монстров», потому что знала: поскреби нас как следует, так мы все монстрами окажемся.
