Аменхотеп принял верховного жреца, сидя на золочёном кресле, которое в каждодневном обиходе заменяло ему трон. В руках он, как и положено, сжимал символы власти: урею и плеть. Его голову украшал клафт. Юный нубиец, стоя за креслом, равномерно обмахивал своего повелителя опахалом.
Ранеб поклонился, фараон поприветствовал нежданного гостя едва заметным кивком головы. Верховный жрец воспринял столь небрежный жест дурным знаком, не предвещающим ничего хорошего. Однако его решительного настроя от этого не убавилось: он не собирался сдавать позиций, с большим трудом завоёванных почти тридцать лет назад, ещё при Тутмосе IV.
– Позволь, о, солнцеподобный, поведать тебе о своём сне, – начал Ранеб издалека.
Фараон насторожился: за Верховным жрецом никогда не водилось славы прорицателя, наделенного даром предвидения. Тем не менее, милостиво произнес в ответ:
– Говори…
– Нынешней ночью я видел Апофиса, о, солнцеподобный. Голову змея-демона украшал клафт, а в пасти он держал урею и плеть… Я – не прорицатель, но могу с уверенностью сказать: сон не предвещает ничего хорошего. Он означает только одно: опасность.
Аменхотепа охватило волнение, граничащее с чувством страха: «Откуда Ранебу известно про Апофиса? Я же получил это предсказание без свидетелей! Уж не сам ли жрец вызывал демона-змея, дабы тот мучил меня по ночам?!» Вслух же, как можно равнодушнее произнес:
– Тогда советую обратиться к предсказателю Ур Текхенту, думаю, он найдет верное объяснение твоему сну.
Ранеб поклонился:
– Непременно последую твоему совету, о, Солнечный Гор. Ведь я искренне желаю тебе долголетия и процветания…
Однако фараон, почувствовав сочащийся из уст жреца яд, воспринял его последние слова как скрытую угрозу.
– Тогда не медли, ступай! – объявил Аменхотеп приказным тоном, давая понять, что аудиенция окончена.
Ранеб отвесил очередной смиренный поклон. «Что ж, раз фараон так и не позволил мне затронуть тему храмовых налогов, пусть теперь пребывает в смятении. Не сомневаюсь, мне удалось вселить в него страх перед неизвестностью», – мысленно злорадствовал он.
* * *
Стоило Верховному жрецу покинуть стены дворца, как Аменхотеп тотчас послал слугу за Эйе.
Явившись без промедления, служитель храма Осириса застал фараона крайне обеспокоенным. В первых же произнесённых им словах сквозили страх и неуверенность в себе:
– Я только что говорил с Ранебом… Он поведал, будто видел во сне Апофиса, облечённого всеми знаками верховной власти… Что это может означать, жрец?
