Ночь постепенно спускалась на парк, Мистраль не успокаивался с самого утра.
— Единственное, что можно сказать — в стенном шкафу есть скелет! — воскликнул Лукас.
Ему было всего тринадцать лет, но он не упустил ни одного слова из разговора двух разъяренных мужчин на крыльце.
Он добавил чуть тише:
— Блевать на их могилы, и ничего больше…
— Легче всего спросить у них, — предложил Виржиль.
— У кого? — возразил Сирил.
Он сам не осмелился бы подойти с вопросами к матери и сомневался, что Виржиль решится заговорить об этом со своим отцом. Что же касается Алена, который был для них богом, они увидели его в другом свете, и это обеспокоило их.
— Кто кого убил? — спросил Поль.
Они снова замолчали, сознавая, что не должны были находиться здесь. И уж в любом случае не должны были прятаться.
— Я всегда думал, что они скрывают от нас кучу всего, — заключил Виржиль. — Никто мне никогда не объяснял причину взаимной неприязни между Аленом и отцом, но, когда видишь их вместе, понимаешь, что тут что‑то кроется! На самом деле, я думал, что… что…
Он понял, что не сможет закончить, признаться, что он подозревал мать и Алена в более чем дружеских отношениях, и надеялся, что это была правда.
— Все это не объясняет, кто умер, — настаивал Поль. — Мой дедушка покончил с собой, а ваш перевернулся в автобусе… Это не так?
Они все в замешательстве повернулись к нему. Разговор, который их удивил, был на самом деле не понятен. До сих пор они не особо интересовались старыми семейными историями. Депортация Юдифи с ее дочерью, их гибель в концлагере, жестокое нравственное страдание Шарля по возвращении с войны составляли особую часть прошлого Морванов, но ни один из этих трагических эпизодов не объяснял разговора Винсена и Алена.
— Хорошо, — решил Виржиль, — я не хочу, чтобы в шестнадцать лет меня принимали за мальчишку. Надо будет спросить у мамы, она вне всего этого, но должна знать ответ.
— Она тебе ничего не скажет, и оставь ее в покое! — воскликнула Тифани.
Развод родителей потряс ее, и она отлично знала, что ее мать не хотела, чтобы при ней говорили о Морван‑Мейерах или Морванах.
— О да, ты увидишь! — заключил ее брат. — Она менее зажата, чем папа, и, по‑моему, больше не участвует в их разборках!
— Папа не…
— Да, нет. Господин судья слишком большой зануда.
— Виржиль!
— Что? Приоткрой глаза, милочка! И не говори, что находишь его забавным.
Он, играя, толкнул сестру так, что она чуть не упала, но рука, протянутая Сирилом, удержала ее.
