— Чудовище и идиотка, у меня отличные родители…
Каждый раз, когда Ален об этом думал, он испытывал отвращение. Как Мари и Готье могли переносить свое происхождение столь невозмутимо?
— О, Клара! Клара, нам будет не хватать тебя…
Он сказал это совсем тихо, и его голос задрожал на имени. Зачем говорить о деньгах, когда цемент на могиле еще не застыл? В том, что касалось Валлонга, он прекрасно знал позиции бабушки. Она любила поместье практически так же, как и он, и распорядилась так, чтобы никто из ее внуков не мог от него избавиться. Тем лучше. Он не смог бы вынести никого чужого на этой территории. На крайний случай, он был согласен жить в своей овчарне, отмежевать свои земли, не заходя за ограду парка, но при условии, что только Морваны имеют право открывать голубые ставни.
У него было чувство семьи, понятие клана? Старой даме удалось ему внушить это незаметно для него самого. В бешенстве он решительно повернулся к дому. Винсена уже не было, и он спросил себя, когда он увидит его в следующий раз. Удастся ли ему избегать его до конца дней? Опустив голову, он пнул ногой камешек. Нужна ли его сила воли, если он отказывается смотреть правде в глаза, правде, которую приоткрыл ему Жан‑Реми и которой он больше всего боялся.
Сирил и Виржиль прореагировали первыми, отойдя от фасада, напротив которого они все шестеро, затаив дыхание, стояли не шевелясь. Лея и Тифани все еще с суровым видом держались за руки.
Магали привезла их полчаса назад, набив в маленькую машину, как сардины в банку, чтобы не ездить два раза. Они всю дорогу горланили песни Клода Франсуа. Войдя в прихожую дома, они услышали громкие голоса в гостиной и вышли на цыпочках, чтобы поиграть в парке, пока их уважаемые родители успокоятся. Но едва они спустились со ступенек крыльца, как из дому выскочил Ален, что заставило их спрятаться за балюстраду. Там они все и услышали.
— Что это за история? — пробормотал, наконец, Сирил.
Он никогда не думал, что Ален способен так сильно выражаться.
— Без понятия, — коротко ответил Виржиль.
Он тоже был в шоке, но не хотел это показывать.
— Я боялась, что они подерутся, — на одном дыхании сказала Тифани.
Когда Ален оскорбил ее отца, обвинив его в подлости и высокомерии, она схватилась за Лею, готовая расплакаться и выдать их присутствие. Она поймала нежный взгляд Сирила и почувствовала себя немного лучше.
— Речь идет о наших дедушках. Было бы хорошо, если бы мы хоть что‑то поняли! — бросила Лея.
