— Я все прекрасно помню, дорогая Гризельда. В тот день, когда я заболею склерозом, вы останетесь без завтрака и вряд ли вам повезет с обедом и ужином.
— В таком случае уже к вечеру тебе придется вылечиться, — фыркала тетушка, — так как я умру от голода, и тебе нужно будет вспоминать дорогу к гробовщику.
Финифит Моллоу была экономкой тети и ее преданной подругой на протяжении многих лет. Она была еще не старой женщиной, а только вошедшей в зрелый возраст, но к ней все обращались не иначе как "старушка". Она же лукаво называла это — "постепенно привыкать к неизбежному". Фини была угловатой и худой — полная противоположность тетушке. Она всегда ворчала, а будущее ей виделось в темных тонах. Но с тетушкой они превосходно ладили и дополняли друг друга. Основным развлечением для них обеих были длительные споры по всяким пустякам, в которых обе не уступали в своем красноречии и упрямстве.
— И все-таки, мисс Гризельда, я помню, что доктор Ливингтон советовал вам слушать что-нибудь приятное, но не этот же трезвон, от которого уши становятся, как у индийских слонов, — не уступала Фини. — По-моему, он говорил о музыкальной шкатулке с очаровательной музыкой.
— Тебе и волынки покажутся очаровательными, лишь бы не было моих колокольчиков.
— Ну, раз вы так говорите, тогда мне придется воткнуть в уши беруши, чтобы не слышать этот балаганный трезвон, а заодно и вас!
Разгневанная, но довольная удавшимся спором, Финифет удалялась, чтобы через какое-то время вновь появится и с новыми силами начать ворчать, придравшись к какой-нибудь мелочи.
Она, как и Мэг, когда-то жила в Оурунсби и работала там старшей горничной. После смерти лорда и леди Оурунсби старый дом, где выросли обе сестры, пришлось продать. А на оставшиеся после уплаты всех закладных деньги тетя Гризельда купила уютный домик у опушки леса, где поселилась вместе с Финифет. Тетушка нисколько не жалела о продаже Оурунсби.
— Я никогда не была там счастлива. Мой отец, виконт Оурунсби, разорил нашу семью, играя в карты и на скачках. Чтобы не попасть в долговую тюрьму, он заложил и продал все, что мы имели: земли и старое поместье Оурунсби, дом в Лондоне и даже фамильные драгоценности моей матери. Мы приехали сюда почти-что нищими! Но отец не захотел жить в обычном коттедже, а на последние деньги купил большой дом и в память о былом назвал его "Оурунсби". Смешно! Но мне и Каталине этот дом всегда казался символом нашей бедности.
Я часто проходила мимо него, когда гуляла или шла по делам. Большой красной громадиной он выделялся среди приземистых коттеджей. Его парадное крыльцо украшали две белые колонны, но отчего-то здесь в глухой деревне они смотрелись слишком помпезно и нелепо.
