Он был повешен, будто зверь,
И реквием звонить
Не стали, чтоб его душе
Печали утолить,
Но в спешке сняли, чтоб в норе
По-воровски сокрыть.
Сорвав тряпье, швырнув нагим
Под нож мушиных жвал,
Глумясь, над вздувшимся рубцом,
Что горло окружал,
Пиная извести покров,
В котором он лежал.
Над ним священник не прочел
Последнее «Прости»;
Крестом, дарованным Христом,
Не осенил в горсти,
А он ведь был из тех, кого
Христос пришел спасти.
Все кончено. Он рубежа
Последнего достиг,
И чаша скорби вобрала
Избыток слез чужих,
Отверженных, поскольку скорбь
Все достоянье их.
