В день казни заперта была
Часовня: в этот час
То ль сердцу баял капеллан,
Что билось через раз,
То ль Нечто взор его таил
Не для досужих глаз.
Лишь в полдень колокольный звон
Смог двери отворить,
И мы, покинув клетки, вниз
Во всю помчались прыть,
Чтоб, окунувшись в Общий Ад,
Свой Личный Ад избыть.
И вышли мы на Божий свет
Как прежде, только вот
Глядь — этот бел, как полотно,
Сер, как пергамент, тот,
Но все с похожею тоской
Глядят на небосвод.
Я не встречал столь жадный взор,
С каким глядели тут,
На то, что небом мы зовем,
На голубой лоскут,
Где парусники облаков,
Как по морю плывут.
Но были среди нас и те,
Что шли, потупив взор,
И знали — больше впору им
И петля, и позор:
Он отнял жизнь, любя, — они ж,
Лишь походя, как мор.
Тот согрешил вдвойне, кто труп
Для боли пробудил,
Изъял из гробовых пелен
И снова кровь пролил,
Но все деяния свои
Он всуе совершил.
