— Я сладкое уважаю мало.
Хорошо Эрику, который знать не знает своего веса, глотает все, что дают.
— Баловство это, — сказал неодобрительно Вячеслав Иванович, с завистью глядя на быстро исчезающий в пасти кус.
— И хорошо, что баловство! — радостно подхватил Раков. — Люблю баловать! Скучно, когда в жизни все по необходимости. Знаете, о чем я мечтал в блокаду? Ну сверх того, конечно, чтобы зайти в булочную, а там хлеб без карточек! Мечтал о праздниках! И не только, что в праздник едят особенно, — просто чтобы праздник!.. Сейчас-сейчас, не буду вас больше томить, отдам вам тетрадку — вот вам и праздник. Хотя с горчинкой пополам.
Раков вышел. Вячеслав Иванович думал, тетрадку дневника придется долго разыскивать в недрах архива, и хотел было взять небольшую добавку борща — пожалуй, он недоел, так что имел на нее право, но хорошо, что удержался. Раков вернулся быстро, и смешно получилось бы, если б застал гостя, торопливо доедающего борщ, — тем более после торта.
— Ну вот вам. Вручаю как законному владельцу. Хоть и жаль расставаться.
Раков протянул Вячеславу Ивановичу совсем обыкновенную коричневую общую тетрадь в дерматиновом переплете. Такие и сейчас выпускаются.
— Одна тетрадь? — зачем-то переспросил Вячеслав Иванович, хотя еще от Туси Эмирзян знал, что одна.
— Все, что получил, все отдаю.
Вячеслав Иванович почувствовал, что вышло не очень вежливо, будто заподозрил Ракова, что тот утаивает часть дневника. А обижать его не хотелось: Вячеслав Иванович надеялся продолжить столь лестное знакомство. Сразу же нашелся и повод:
— Я не о том! Я не сомневаюсь! Я подумал, может, есть еще копия. Вы сказали, жаль расставаться. Хотите, я закажу копию снять на машинке, и один экземпляр вам? Если вам нужно.
Вячеслав Иванович не ожидал, что столь скромное и естественное предложение так обрадует Ракова. Тот смешно засуетился, стал прижимать руки к сердцу, зазвенел своим мальчишеским голосом:
— Замечательно! Если вас не затруднит. Прекрасная идея! Я, конечно, читал, но иногда тянет перечитывать… Чтобы вновь прикоснуться… Вы замечательно придумали!
— Закажу машинистке, чего там, — невольно чуть покровительственным тоном повторил Вячеслав Иванович.
Он раскрыл тетрадь. Очень аккуратный, почти детский почерк. А чернила совсем бледные, цвета голубого неба. Не то выцвели, не то мать их разбавляла водой ради экономии — все могло быть в блокаду.
На прощание Раков тряс Вячеславу Ивановичу руку, совал Эрику еще кусок торта.
