— Ишь ты! Лилечка ему понадобилась…
Они продолжают препираться. А стрелочки не дышат. И отклонение по скорости — ноль, и по высоте — ноль, и по курсу — меньше, чем толщина штриха на компасной картушке…
В расчетный час самолет Канаки выходит на дальний привод, снижается и неслышно катит по бетону.
Летчики прощаются.
— Спасибо, Сережа, выручил… — говорит Хабаров. — Я надеюсь, Дима, что вы на меня не в обиде? Ах, вы чудно выспались? Тогда тем более… Всего хорошего (это штурману)… До свидания. Движки у вас просто звери, как говаривал, бывало, Алексей Иванович Углов, чистые звери! (Это бортинженеру.) Всего хорошего, желаю вам на ближайшие десять лет дистиллированного эфира (это радисту), — и, задержав ее руку в своей руке: — Будьте здоровы, Лилечка, если этот коварный мужчина (взгляд в сторону Канаки) станет вас обижать, немедленно звоните мне. Телефон не потеряйте. Я жду!
И всем:
— Сверкнув чемоданами, он исчез в голубых сумерках, напоминавших об уюте, домашнем очаге и ужине в узком кругу особо доверенных лиц…
— Трепло, — сказал Канаки, — но летает, собака, дай бог, дай бог!
— Силен, — сказал Дима.
— Политик, видать. Бо-о-ольшой политик, — сказал бортинженер.
— Ничего у тебя приятель, командир. Сколько ему лет? — сказал штурман.
Радист промолчал.
— Неприлично красивый мужичина, — сказала Лилечка, — даже не верится, что такие бывают на самом деле.
Дома Хабаров появился уже под вечер. Мать испугалась:
— Что случилось, Витенька? У тебя же еще семнадцать дней…
— Соскучился! Понимаешь, соскучился. И потом, чего там хорошего, на этом юге — море и то соленое.
— Ты все шутишь, а на самом деле что-то скрываешь.
— Ничего я не скрываю. Чего мне скрывать? И вообще расскажи лучше, какие тут новости.
— Ничего особенного без тебя не случилось. Звонил два раза Алексей Алексеевич. Ты ему для чего-то нужен. Кира звонила… Еще заходил старший лейтенант. Фамилию я записала, сейчас погляжу…
— Какой из себя?
— Молодой, симпатичный, очень вежливый… Румяный…
— Блыш?
— Да-да-да, Блыш. Правильно.
— И что?
— Ничего. Сказал, навестить тебя хотел. Сестрица твоя прислала письмо на двенадцати страницах. Обижается, почему я к ней не переехала на то время, что ты был у моря, и, как всегда, ревнует…
Мать стала, подробно рассказывать про сестру Виктора Михайловича, про ее письмо, про всякие жизненные затруднения, но Хабаров слушал не очень внимательно, все время поглядывал на телефон.
— Ты ждешь звонка, Витя?
— Нет. Я думаю: звонить или не звонить?..
